verses

***

мои учителя теперь известно где
идешь по аллее
смотришь на плиты
читаешь даты
имена фамилии
вспоминаешь прозвища
забавные случаи
мои учителя известно где
но продолжают меня учить
никакой геометрии русской литературы
истории СССР обществоведения
все учат одному и тому же
понятно чему

verses

***

мои учителя теперь известно где
идешь по аллее
смотришь на плиты
читаешь даты
имена фамилии
вспоминаешь прозвища
забавные случаи
мои учителя известно где
но продолжают меня учить
никакой геометрии русской литературы
истории СССР обществоведения
все учат одному и тому же
понятно чему

verses

***

Где-то раз в пятилетку в четыре года он застывал
в кресле или лицом к стене на кровати под
ужасающей копией Шишкина в раме. Провал
был глубок и черен. Кататония. Год

его лечили. Сначала в больнице, потом
сам раз в неделю ходил на Канатную в диспансер.
Теперь диспансер разрушен - там строят высотный дом
для психнормальных граждан бывшего СССР.

Не жаль коридоров и кабинетов, справок "не состоит
на учете" для получения водительских прав, или еще чего.
Но кататоник приходит к старому месту, столбом стоит,
чувствует как проходит новая жизнь сквозь него.

Раньше хоть были виденья и голоса,
теперь и это пропало - мельканье, неясный гул,
пустота вместо мыслей - вот и все чудеса.
Закроешь глаза - как будто в бездну взглянул.

Скорей на троллейбус девять, домой, лечь на кровать,
ждать, когда дочь придет и приведет внучат.
Пусть звонят, зовут и стучат - не открывать,
зубы сцепить, не открывать, пусть зовут и стучат.

verses

***

Где-то раз в пятилетку в четыре года он застывал
в кресле или лицом к стене на кровати под
ужасающей копией Шишкина в раме. Провал
был глубок и черен. Кататония. Год

его лечили. Сначала в больнице, потом
сам раз в неделю ходил на Канатную в диспансер.
Теперь диспансер разрушен - там строят высотный дом
для психнормальных граждан бывшего СССР.

Не жаль коридоров и кабинетов, справок "не состоит
на учете" для получения водительских прав, или еще чего.
Но кататоник приходит к старому месту, столбом стоит,
чувствует как проходит новая жизнь сквозь него.

Раньше хоть были виденья и голоса,
теперь и это пропало - мельканье, неясный гул,
пустота вместо мыслей - вот и все чудеса.
Закроешь глаза - как будто в бездну взглянул.

Скорей на троллейбус девять, домой, лечь на кровать,
ждать, когда дочь придет и приведет внучат.
Пусть звонят, зовут и стучат - не открывать,
зубы сцепить, не открывать, пусть зовут и стучат.

verses

***

Раздевшись, они занялись, как здесь говорят,
любовной гимнастикой. Августовская жара
портила дело. Обычно мог три раза подряд,
а тут всего-ничего. Отговорился тем, что скоро ему пора.

Душ. Потом она варила кофе, а он курил беломор-канал,
набитый известно чем, на балконе. Соседи учуяли дух.
Хрен его знает, что именно он напевал.
У него отсутствовал голос. У нее отсутствовал слух.

У обоих не было будущего. Как у той страны.
Квартирку снимали три парня вскладчину. Каждый имел
свои два дня в неделю по графику. Диван стоял у стены,
украшенной ковриком, словно в детстве. Он не умел

с ней говорить, и о чем вообще говорить?
Ей семнадцать лет, пэтэушница, третий год из села.
Ни трахаться не умеет, ни кофе толком сварить.
Вот, стоит на кухне,как суслик, в чем мать родила.

Той ночью она пошла купаться на море одна,
и море светилось. И тело теряло вес
согласно школьной программе. И звезды сияли, чьи имена
она никогда не знала. Да и какой интерес?

verses

***

Раздевшись, они занялись, как здесь говорят,
любовной гимнастикой. Августовская жара
портила дело. Обычно мог три раза подряд,
а тут всего-ничего. Отговорился тем, что скоро ему пора.

Душ. Потом она варила кофе, а он курил беломор-канал,
набитый известно чем, на балконе. Соседи учуяли дух.
Хрен его знает, что именно он напевал.
У него отсутствовал голос. У нее отсутствовал слух.

У обоих не было будущего. Как у той страны.
Квартирку снимали три парня вскладчину. Каждый имел
свои два дня в неделю по графику. Диван стоял у стены,
украшенной ковриком, словно в детстве. Он не умел

с ней говорить, и о чем вообще говорить?
Ей семнадцать лет, пэтэушница, третий год из села.
Ни трахаться не умеет, ни кофе толком сварить.
Вот, стоит на кухне,как суслик, в чем мать родила.

Той ночью она пошла купаться на море одна,
и море светилось. И тело теряло вес
согласно школьной программе. И звезды сияли, чьи имена
она никогда не знала. Да и какой интерес?