verses

***


Книга - на обложке поле и дерево. Значит - "Родная речь",
Бетховен, соната, звуки фортепьяно и скрипки.
Ты настолько наивен, что инструкция "ноги на ширину плеч"
не вызывает ни смущения, ни улыбки.

У тебя живет болотная черепашка, черный панцырь, (на нем
прожилки грязно-желтого цвета), размером с тарелку.
Оборонная мощь страны укрепляется с каждым днем.
В черном космосе крутят Белку и Стрелку.

Засыпая, кажется слышишь их безнадежный лай и скулеж,
и еще была Лайка, улетевшая безвозвратно.
Вспоминаешь строчку о том, что всякая сказка - ложь,
да в ней намек, не понят, урок, не выучен, ну и ладно.

verses

***


Книга - на обложке поле и дерево. Значит - "Родная речь",
Бетховен, соната, звуки фортепьяно и скрипки.
Ты настолько наивен, что инструкция "ноги на ширину плеч"
не вызывает ни смущения, ни улыбки.

У тебя живет болотная черепашка, черный панцырь, (на нем
прожилки грязно-желтого цвета), размером с тарелку.
Оборонная мощь страны укрепляется с каждым днем.
В черном космосе крутят Белку и Стрелку.

Засыпая, кажется слышишь их безнадежный лай и скулеж,
и еще была Лайка, улетевшая безвозвратно.
Вспоминаешь строчку о том, что всякая сказка - ложь,
да в ней намек, не понят, урок, не выучен, ну и ладно.

Лев Лосев. Вечная память

Фото Даши Кружковой kruzhkova



НЕТ

Вы русский? Нет, я вирус СПИДа,
как чашка жизнь моя разбита,
я пьянь на выходных ролях,
я просто вырос в тех краях.

Вы Лосев? Нет, скорее Лифшиц,
мудак, влюблявшийся в отличниц,
в очаровательных зануд
с чернильным пятнышком вот тут.

Вы человек? Нет, я осколок,
голландской печки черепок –
запруда, мельница, проселок...
а что там дальше, знает Бог.

Лев Лосев. Вечная память

Фото Даши Кружковой kruzhkova



НЕТ

Вы русский? Нет, я вирус СПИДа,
как чашка жизнь моя разбита,
я пьянь на выходных ролях,
я просто вырос в тех краях.

Вы Лосев? Нет, скорее Лифшиц,
мудак, влюблявшийся в отличниц,
в очаровательных зануд
с чернильным пятнышком вот тут.

Вы человек? Нет, я осколок,
голландской печки черепок –
запруда, мельница, проселок...
а что там дальше, знает Бог.

In memoriam

***
Вот, говорит, нарисую, потом сотру
фиолетовым ластиком на другом конце карандаша.
Слишком часто хлопает эта дверь на ветру.
Вскую прискорбна еси, душа?

И снова в сторону створка, и вот такой
однообразный пейзаж равнинный, тусклый лесок,
сизая речка и небо - подать рукой,
судьба с золотою трубой и лирой пролетает наискосок.

Вниз по речке плывет восемнадцатый век рококо,
а за ним ампир девятнадцатый, и двадцатый - все больше броня.
Обнаженная императрица или актриса в трико,
Бог сохраняет все, ничего не храня.

In memoriam

***
Вот, говорит, нарисую, потом сотру
фиолетовым ластиком на другом конце карандаша.
Слишком часто хлопает эта дверь на ветру.
Вскую прискорбна еси, душа?

И снова в сторону створка, и вот такой
однообразный пейзаж равнинный, тусклый лесок,
сизая речка и небо - подать рукой,
судьба с золотою трубой и лирой пролетает наискосок.

Вниз по речке плывет восемнадцатый век рококо,
а за ним ампир девятнадцатый, и двадцатый - все больше броня.
Обнаженная императрица или актриса в трико,
Бог сохраняет все, ничего не храня.