***
Ряженые скачут по селу,
блеют козлами на зависть козлу,
в кожу лица втирают золу,
мучают гармошку, дудят в дуду,
с раскаленной звездой шатаются гурьбой,
шиворот навыворот овчинный тулуп,
гусями гогочут, зовут меня с собой,
только я никуда с ними не пойду,
потому что я не глуп, называюсь - труп.
В нетопленной церквушке тихонечко лежу,
глазом не моргну, слова не скажу,
сквозь купол гляжу на звездный небосвод,
где там их хваленый вечный живот?
А здеся! - говорит святой Мыколай.
А в селе бесовский гогот да собачий лай.
А тута! - Катька-мученица манит рукой,
красавица, во всем селе не сыщещь такой.
Скорей ко мне - кричит, руками машет Спас:
разленился, залежался ты в поздний час!
Ряженые блеют на зависть козлу,
морде бесовской, человечьему числу,
тому, что шестьсот-шестьдесят-шесть,
ох, взлетел бы я на небо, да дело есть.
Все село обойду, ни одной избы
не забуду, приснопамятный Господен холоп.
всех их поцелую в горячие лбы,
как они меня - в мой холодный лоб.
Ряженые скачут по селу,
блеют козлами на зависть козлу,
в кожу лица втирают золу,
мучают гармошку, дудят в дуду,
с раскаленной звездой шатаются гурьбой,
шиворот навыворот овчинный тулуп,
гусями гогочут, зовут меня с собой,
только я никуда с ними не пойду,
потому что я не глуп, называюсь - труп.
В нетопленной церквушке тихонечко лежу,
глазом не моргну, слова не скажу,
сквозь купол гляжу на звездный небосвод,
где там их хваленый вечный живот?
А здеся! - говорит святой Мыколай.
А в селе бесовский гогот да собачий лай.
А тута! - Катька-мученица манит рукой,
красавица, во всем селе не сыщещь такой.
Скорей ко мне - кричит, руками машет Спас:
разленился, залежался ты в поздний час!
Ряженые блеют на зависть козлу,
морде бесовской, человечьему числу,
тому, что шестьсот-шестьдесят-шесть,
ох, взлетел бы я на небо, да дело есть.
Все село обойду, ни одной избы
не забуду, приснопамятный Господен холоп.
всех их поцелую в горячие лбы,
как они меня - в мой холодный лоб.