verses

***

Стена высотой в пять метров вокруг елового сада.
Два геральдических перца, набухая, стоят у входа.
Стену воздвигли от смердов, чтобы не чуять смрада.
Но крыша должна быть одна у барина и у народа.

Оттого-то мраморная беседка крыта соломой,
усадьба в стиле ампир крыта сухой осокой.
Старый герцог страдает неизлечимой комой,
власть его в последние годы была не такой жестокой.

Сморщенные легкие раздувают ему мехами
от дедовской фисгармонии. Подкачивают насосом
холодную кровь. Все это длится веками.
А внучек по саду бегает голым-босым.

И видит дворня: у внучка не стопы – копытца,
шерстью сплошь заросли бедра и икры,
козлом разит – в двух метрах нельзя находиться,
мальцу уж трехсотый год, а он все играет в игры.

То возле курятника, то возле молочной фермы.
Все спорят: кого он там – телок или доярок.
Всюду, где бегает он – пятна мочи и спермы.
Пусть старик живет! Наследник растет – не подарок.

verses

***

Стена высотой в пять метров вокруг елового сада.
Два геральдических перца, набухая, стоят у входа.
Стену воздвигли от смердов, чтобы не чуять смрада.
Но крыша должна быть одна у барина и у народа.

Оттого-то мраморная беседка крыта соломой,
усадьба в стиле ампир крыта сухой осокой.
Старый герцог страдает неизлечимой комой,
власть его в последние годы была не такой жестокой.

Сморщенные легкие раздувают ему мехами
от дедовской фисгармонии. Подкачивают насосом
холодную кровь. Все это длится веками.
А внучек по саду бегает голым-босым.

И видит дворня: у внучка не стопы – копытца,
шерстью сплошь заросли бедра и икры,
козлом разит – в двух метрах нельзя находиться,
мальцу уж трехсотый год, а он все играет в игры.

То возле курятника, то возле молочной фермы.
Все спорят: кого он там – телок или доярок.
Всюду, где бегает он – пятна мочи и спермы.
Пусть старик живет! Наследник растет – не подарок.