***
Восковой часовой, восковой заключенный,
но решетки и двери железные, не понарошку.
Сквозь решетку можно увидеть купол и крест золоченый,
а также - летящую по диагонали снежную крошку.
Тюрьма, точнее, музей тюрьмы. Проводят цепочку
экскурсантов вдоль по гулкому коридору.
Папа на руки поднимает трехлетнюю дочку,
и тайны застенка открываются детскому взору.
Наследье царизма, ужасные казематы,
пламенные сердца остыли и отсырели.
В полдень слышны над рекою пушечные раскаты,
а также бой барабана и посвист военной свирели.
Солдатики из картона чинно шагают строем.
Перемигиваются дамы, улыбаются ртами кривыми.
Восковой заключенный когда-то был живым и теплым героем.
И часовые, поверить почти невозможно, тоже были живыми.
А может, был в часовом часовой механизм, а потом сломался.
А может, был заключен в заключенном порыв к участи лучшей.
Манекен охраняет куклу. Хорошо, что засов остался -
настоящий, железный, надежный, на всякий случай.
Восковой часовой, восковой заключенный,
но решетки и двери железные, не понарошку.
Сквозь решетку можно увидеть купол и крест золоченый,
а также - летящую по диагонали снежную крошку.
Тюрьма, точнее, музей тюрьмы. Проводят цепочку
экскурсантов вдоль по гулкому коридору.
Папа на руки поднимает трехлетнюю дочку,
и тайны застенка открываются детскому взору.
Наследье царизма, ужасные казематы,
пламенные сердца остыли и отсырели.
В полдень слышны над рекою пушечные раскаты,
а также бой барабана и посвист военной свирели.
Солдатики из картона чинно шагают строем.
Перемигиваются дамы, улыбаются ртами кривыми.
Восковой заключенный когда-то был живым и теплым героем.
И часовые, поверить почти невозможно, тоже были живыми.
А может, был в часовом часовой механизм, а потом сломался.
А может, был заключен в заключенном порыв к участи лучшей.
Манекен охраняет куклу. Хорошо, что засов остался -
настоящий, железный, надежный, на всякий случай.