помилуй мя. Боже, помилуй мя!

Откуду начну плакати окаяннаго моего жития деяний? кое ли положу начало, Христе, нынешнему рыданию? но, яко благоутробен, даждь ми прегрешений оставление.

Гряди, окаянная душе, с плотию твоею, Зиждителю всех исповеждься и останися прочее преждняго безсловесия, и принеси Богу в покаянии слезы.





***

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.
Семь недель, семь сестер стоят стоймя.

В черных платках, в платьях до пят,
как будто бы стоя спят.

Стоят у каждой души на пути:
не объехать, не обойти.

Стоят, ни слова не говорят,
лишь свечи в руках горят.

Молча горит стебелек свечи,
и ты постой. помолчи.

Знаешь сам - один ты всему виной:
ты, и никто иной.

помилуй мя. Боже, помилуй мя!

Откуду начну плакати окаяннаго моего жития деяний? кое ли положу начало, Христе, нынешнему рыданию? но, яко благоутробен, даждь ми прегрешений оставление.

Гряди, окаянная душе, с плотию твоею, Зиждителю всех исповеждься и останися прочее преждняго безсловесия, и принеси Богу в покаянии слезы.





***

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.
Семь недель, семь сестер стоят стоймя.

В черных платках, в платьях до пят,
как будто бы стоя спят.

Стоят у каждой души на пути:
не объехать, не обойти.

Стоят, ни слова не говорят,
лишь свечи в руках горят.

Молча горит стебелек свечи,
и ты постой. помолчи.

Знаешь сам - один ты всему виной:
ты, и никто иной.

verses

***

Пенсне, жилетка, рубаха, стоячий воротничок.
Внутренность книжного шкапа грызет короед-жучок.
Из точных дырочек сыпется на пол труха.
Табачный шарик скатывает рука.

Нигилист лежит на спине, глядит в потолок.
Из кармашка свисает цепочка. На ней – золотой брелок.
Часы с разбитым стеклом лежат на полу.
Курсистка в печи кочергой ворошит золу.

На столе письмо из деревни. Престарелый отец,
как всегда – об усадьбе, об урожае, о стрижке овец,
о годовщине матери, панихиде, каков был хор,
сообщает, каков рассвет из-за кромки пологих гор.

Вопрошает, стоит ли в красном углу наследственный Спас,
что выслал сыну со старостой в прошлый раз.

А икона на подоконнике, солнечный блик
золотит потемневший скорбный суздальский лик.
Да еще глаза для потехи выковыряны гвоздем,
чтоб не видел, как мы живем и куда идем.

verses

***

Пенсне, жилетка, рубаха, стоячий воротничок.
Внутренность книжного шкапа грызет короед-жучок.
Из точных дырочек сыпется на пол труха.
Табачный шарик скатывает рука.

Нигилист лежит на спине, глядит в потолок.
Из кармашка свисает цепочка. На ней – золотой брелок.
Часы с разбитым стеклом лежат на полу.
Курсистка в печи кочергой ворошит золу.

На столе письмо из деревни. Престарелый отец,
как всегда – об усадьбе, об урожае, о стрижке овец,
о годовщине матери, панихиде, каков был хор,
сообщает, каков рассвет из-за кромки пологих гор.

Вопрошает, стоит ли в красном углу наследственный Спас,
что выслал сыну со старостой в прошлый раз.

А икона на подоконнике, солнечный блик
золотит потемневший скорбный суздальский лик.
Да еще глаза для потехи выковыряны гвоздем,
чтоб не видел, как мы живем и куда идем.

Подборка

в журнале "Волга" 1-2, 2010

Подборка

в журнале "Волга" 1-2, 2010