***
Пятеро подпольщиков приносят в жертву шестого,
Ровно в полночь, распластав на камне студента.
Полнолуние. Звезды. Селянин и селянка из стога
Глядят, не понимая, в чем сущность момента.
Потому что блуд для селянки эмансипации слаще.
Селянину дух бабьего паха милее освобожденья.
Революция волком воет в дремучей чаще,
И проезжий, заслышав ее, крестится: наважденье!
Большеглазая птица ночная садится на ветку.
Студент на камне лежит – ни слова не произносит.
И главный подпольщик ножом взрезает студенту грудную клетку,
И вырывает сердце, и к небу его возносит.
Так да подымется солнце всеобщего блага!
Так да воспоют героев слаженным хором!
А подпольщики бросают тело студента на дно оврага
И медленно расползаются по каторжным норам.
И в самом дела – что каторга, что подполье,
И там, и там – темень да лязг железа.
А селянин с селянкой обнявшись идут по полю,
И кровавое солнце свободы кажет краешек из-за леса.
Пятеро подпольщиков приносят в жертву шестого,
Ровно в полночь, распластав на камне студента.
Полнолуние. Звезды. Селянин и селянка из стога
Глядят, не понимая, в чем сущность момента.
Потому что блуд для селянки эмансипации слаще.
Селянину дух бабьего паха милее освобожденья.
Революция волком воет в дремучей чаще,
И проезжий, заслышав ее, крестится: наважденье!
Большеглазая птица ночная садится на ветку.
Студент на камне лежит – ни слова не произносит.
И главный подпольщик ножом взрезает студенту грудную клетку,
И вырывает сердце, и к небу его возносит.
Так да подымется солнце всеобщего блага!
Так да воспоют героев слаженным хором!
А подпольщики бросают тело студента на дно оврага
И медленно расползаются по каторжным норам.
И в самом дела – что каторга, что подполье,
И там, и там – темень да лязг железа.
А селянин с селянкой обнявшись идут по полю,
И кровавое солнце свободы кажет краешек из-за леса.