Из архива (2006)

* * *

Вот и голос пресекся. Голос пресекся. Грудь
(ссылка на Тютчева) пуста как лютеранский храм.
Высокие стены не могут ни выдохнуть, ни вдохнуть.
Вера в последний раз, собираясь в путь,
(ссылка на Тютчева) хлам пакует – с грехом пополам.

Это – начало марта. Корочкой слюдяной
С утра затянуло лужи. Позже поверхностный слой
земли прогревается. Проглядывает трава
прошловечная — сквозь прошловечный снег
серый, последний. И, вместе с ней,
уцелевшей травой, проясняется синева.
Как будто партия (наш рулевой)
запустила над головой
спутник с двумя собачками. Ты стоишь сам не свой.
Скоро каникулы. Мама еще жива.

Как будто не стерся номер трехзначный, что на руке
в очереди написан химическим карандашом.
Твой порядковый номер. На хлебе и молоке
выросло поколение, подсмотревшее, как на реке
прекрасные комсомолки купаются голяком,
дополнявшее пиво и водку атропином и шмурдяком.

Выросло поколение, прочитавшее между строк
газеты «Правда», «Известия», отмотавшее срок
в очередях, закаленное в Армии, СКБ
равномерно распределенное по общенародной судьбе.

Их били коленом по яйцам менты, сержанты, деды.
Братался русский с китайцем. Выныривал из воды
крепкий, пригожий Мао. Карла Марла тряс бородой.
И снег, и ветер – все мало. И Ленин – такой молодой.

Я тоже пел эти песни. Я – навечно в строю
плечом к плечу с чужаками, в не снившемся нам раю,
где нет ни берез, ни рябины, ни шпионов, ни часовых
у последнего мавзолея, где с каждым годом труднее
лежа в хрустальном гробу оставаться в живее-живых.

Из архива (2006)

* * *

Вот и голос пресекся. Голос пресекся. Грудь
(ссылка на Тютчева) пуста как лютеранский храм.
Высокие стены не могут ни выдохнуть, ни вдохнуть.
Вера в последний раз, собираясь в путь,
(ссылка на Тютчева) хлам пакует – с грехом пополам.

Это – начало марта. Корочкой слюдяной
С утра затянуло лужи. Позже поверхностный слой
земли прогревается. Проглядывает трава
прошловечная — сквозь прошловечный снег
серый, последний. И, вместе с ней,
уцелевшей травой, проясняется синева.
Как будто партия (наш рулевой)
запустила над головой
спутник с двумя собачками. Ты стоишь сам не свой.
Скоро каникулы. Мама еще жива.

Как будто не стерся номер трехзначный, что на руке
в очереди написан химическим карандашом.
Твой порядковый номер. На хлебе и молоке
выросло поколение, подсмотревшее, как на реке
прекрасные комсомолки купаются голяком,
дополнявшее пиво и водку атропином и шмурдяком.

Выросло поколение, прочитавшее между строк
газеты «Правда», «Известия», отмотавшее срок
в очередях, закаленное в Армии, СКБ
равномерно распределенное по общенародной судьбе.

Их били коленом по яйцам менты, сержанты, деды.
Братался русский с китайцем. Выныривал из воды
крепкий, пригожий Мао. Карла Марла тряс бородой.
И снег, и ветер – все мало. И Ленин – такой молодой.

Я тоже пел эти песни. Я – навечно в строю
плечом к плечу с чужаками, в не снившемся нам раю,
где нет ни берез, ни рябины, ни шпионов, ни часовых
у последнего мавзолея, где с каждым годом труднее
лежа в хрустальном гробу оставаться в живее-живых.

verses

***

Вот и отправимся на заслуженный отдых
блаженней младенца в околоплодных водах.

Шарик воздушный на веревочке-пуповине
с полупрозрачным мешочком, пульсирующим в сердцевине.
С огромным лбом, упершимся в маленькие коленки; сомкнуты веки,
вот - человек не имеющий представления о другом человеке.

Зато нерожденный знает все о ангелах и о бесах,
о Творце и Творении, о черных и белых мессах,
о идолах с кровью вымазанными ртами,
о городах приморских с колоннадами и портами,
о кораблях у причала о врагах у границы,
о садах, в которых щебечут райские птицы.

Все то, что было нам, нерожденным, понятно,
забрали на выходе. Но скоро вернут обратно.

verses

***

Вот и отправимся на заслуженный отдых
блаженней младенца в околоплодных водах.

Шарик воздушный на веревочке-пуповине
с полупрозрачным мешочком, пульсирующим в сердцевине.
С огромным лбом, упершимся в маленькие коленки; сомкнуты веки,
вот - человек не имеющий представления о другом человеке.

Зато нерожденный знает все о ангелах и о бесах,
о Творце и Творении, о черных и белых мессах,
о идолах с кровью вымазанными ртами,
о городах приморских с колоннадами и портами,
о кораблях у причала о врагах у границы,
о садах, в которых щебечут райские птицы.

Все то, что было нам, нерожденным, понятно,
забрали на выходе. Но скоро вернут обратно.