verses

***

Говорит Исайя: Горе вам, называющие добро злом,
черное - белым, холод - теплом.

И к нему сбегаются с разных сторон
владыки мира, не снимая корон,
дожевывая могущества вязкий пирог,
вопрошая: Ну, где наше горе, пророк?
Где наше горе, пророк?
Где то проклятье, которое ты предрек?

Где твои хваленые бедствия, где,
чтоб не хуже сказать,
не в твоей ли скошенной бороде?
Не в твоих ли старческих беззубых устах?
Не в твоих ли скрюченных слабосильных перстах?

Мир стоит, как стоял, Исайя!
Все на своих местах.

А ведь мы - занятые, знатные, все в делах.
По пять телефонов на письменных наших столах.
В сейфе - пачки купюр и с коньячком графин.
Секретарши в легких туниках и в сандалиях из Афин.

Отвечает Исайя - проклятие в мышцах ваших, во внутренностях и костях,
в последних известиях и других новостях,
проклятие - ваш хозяин, вы у него в гостях.
С ним вы спите, и с ним встаете в полуденный час
так будет, пока не придет Благодать, чтобы вызволить вас.

Говорит Исайя, раскачиваясь, то и дело сбиваясь на крик.
Смеются владыки: совсем обезумел старик!

verses

***

Говорит Исайя: Горе вам, называющие добро злом,
черное - белым, холод - теплом.

И к нему сбегаются с разных сторон
владыки мира, не снимая корон,
дожевывая могущества вязкий пирог,
вопрошая: Ну, где наше горе, пророк?
Где наше горе, пророк?
Где то проклятье, которое ты предрек?

Где твои хваленые бедствия, где,
чтоб не хуже сказать,
не в твоей ли скошенной бороде?
Не в твоих ли старческих беззубых устах?
Не в твоих ли скрюченных слабосильных перстах?

Мир стоит, как стоял, Исайя!
Все на своих местах.

А ведь мы - занятые, знатные, все в делах.
По пять телефонов на письменных наших столах.
В сейфе - пачки купюр и с коньячком графин.
Секретарши в легких туниках и в сандалиях из Афин.

Отвечает Исайя - проклятие в мышцах ваших, во внутренностях и костях,
в последних известиях и других новостях,
проклятие - ваш хозяин, вы у него в гостях.
С ним вы спите, и с ним встаете в полуденный час
так будет, пока не придет Благодать, чтобы вызволить вас.

Говорит Исайя, раскачиваясь, то и дело сбиваясь на крик.
Смеются владыки: совсем обезумел старик!