***
Он повторял: я бы убил того,
кто бы мне сказал, что абхазцы не есть грузины. Он был
наполовину грузин, наполовину - абхазец. Он никого не убил
и, что существенно, никто не убил его.
И еще он говорил: стая черных и стая белых ворон
черно-белую птицу заклюют с двух сторон.
Он и был черно-белой птицей.
Ему мерещился шепот, презрительные кивки
незнакомцев, казалось, что взгляды буравят спину, вроде сверла.
Он был черно-белой птицей, уставшей считать клевки.
Днем он водил экскурсии по Кутаиси, а вечером - пил из горла.
Стакан стоял на столе. Но ему было лень наливать.
Не снимая одежды, на разуваясь, он падал лицом на кровать.
Теперь он живет в России, в небольшом городке,
стоящем на Волге, на восточном ее берегу.
Тут есть две семьи абхазцев. Он с ними накоротке.
Рассказывает об отце. А о матери - ни гугу.
Не понимают они, как нежна грузинская мать,
какие песни поет - им незачем понимать.
Для местных они "зверьки" и эти, и те,
а евреев тут сроду не видели, но не любят, а, впрочем, тут
никого не любят. Но Тот, кто распят на кресте
любит их всех. А весною - сады цветут.
Он живет одиноко, в просторном деревянном дому.
Здесь ночами ему хорошо. Здесь мама снится ему.
Он повторял: я бы убил того,
кто бы мне сказал, что абхазцы не есть грузины. Он был
наполовину грузин, наполовину - абхазец. Он никого не убил
и, что существенно, никто не убил его.
И еще он говорил: стая черных и стая белых ворон
черно-белую птицу заклюют с двух сторон.
Он и был черно-белой птицей.
Ему мерещился шепот, презрительные кивки
незнакомцев, казалось, что взгляды буравят спину, вроде сверла.
Он был черно-белой птицей, уставшей считать клевки.
Днем он водил экскурсии по Кутаиси, а вечером - пил из горла.
Стакан стоял на столе. Но ему было лень наливать.
Не снимая одежды, на разуваясь, он падал лицом на кровать.
Теперь он живет в России, в небольшом городке,
стоящем на Волге, на восточном ее берегу.
Тут есть две семьи абхазцев. Он с ними накоротке.
Рассказывает об отце. А о матери - ни гугу.
Не понимают они, как нежна грузинская мать,
какие песни поет - им незачем понимать.
Для местных они "зверьки" и эти, и те,
а евреев тут сроду не видели, но не любят, а, впрочем, тут
никого не любят. Но Тот, кто распят на кресте
любит их всех. А весною - сады цветут.
Он живет одиноко, в просторном деревянном дому.
Здесь ночами ему хорошо. Здесь мама снится ему.