Aug. 25th, 2010
***
Чем больше веришь, тем меньше видишь, и ладно,
довольно с тебя двух комнаток и прихожей,
второго света, картин на стенах, и то отрадно,
что ангел смерти тоже есть ангел Божий,
правда что, сморщенный, черный, с дряблою кожей,
если честно сказать, больше на беса похожий.
А то, что никто не заходит - то так еще веселее,
вроде, живешь не в квартире, а в мавзолее.
Телефон зазвонит - черную трубку снимаешь,
говоришь в нее что-то, чего не понимаешь.
На том конце провода - старый друг
лучше новых двух, молдавская сигарета,
жизнь холодна, говорят, дыханьем любви согрета.
И сами мы не подарок, и мысли наши нелепы,
короче детской считалки, проще парeной репы.
А мир за окном прекрасен, и воздух прозрачен,
а разум просрочен и навсегда утрачен,
лукав, изворотлив, лжив - невелика потеря.
Даром, что видел все, ни во что не веря.
Чем больше веришь, тем меньше видишь, и ладно,
довольно с тебя двух комнаток и прихожей,
второго света, картин на стенах, и то отрадно,
что ангел смерти тоже есть ангел Божий,
правда что, сморщенный, черный, с дряблою кожей,
если честно сказать, больше на беса похожий.
А то, что никто не заходит - то так еще веселее,
вроде, живешь не в квартире, а в мавзолее.
Телефон зазвонит - черную трубку снимаешь,
говоришь в нее что-то, чего не понимаешь.
На том конце провода - старый друг
лучше новых двух, молдавская сигарета,
жизнь холодна, говорят, дыханьем любви согрета.
И сами мы не подарок, и мысли наши нелепы,
короче детской считалки, проще парeной репы.
А мир за окном прекрасен, и воздух прозрачен,
а разум просрочен и навсегда утрачен,
лукав, изворотлив, лжив - невелика потеря.
Даром, что видел все, ни во что не веря.
***
Чем больше веришь, тем меньше видишь, и ладно,
довольно с тебя двух комнаток и прихожей,
второго света, картин на стенах, и то отрадно,
что ангел смерти тоже есть ангел Божий,
правда что, сморщенный, черный, с дряблою кожей,
если честно сказать, больше на беса похожий.
А то, что никто не заходит - то так еще веселее,
вроде, живешь не в квартире, а в мавзолее.
Телефон зазвонит - черную трубку снимаешь,
говоришь в нее что-то, чего не понимаешь.
На том конце провода - старый друг
лучше новых двух, молдавская сигарета,
жизнь холодна, говорят, дыханьем любви согрета.
И сами мы не подарок, и мысли наши нелепы,
короче детской считалки, проще парeной репы.
А мир за окном прекрасен, и воздух прозрачен,
а разум просрочен и навсегда утрачен,
лукав, изворотлив, лжив - невелика потеря.
Даром, что видел все, ни во что не веря.
Чем больше веришь, тем меньше видишь, и ладно,
довольно с тебя двух комнаток и прихожей,
второго света, картин на стенах, и то отрадно,
что ангел смерти тоже есть ангел Божий,
правда что, сморщенный, черный, с дряблою кожей,
если честно сказать, больше на беса похожий.
А то, что никто не заходит - то так еще веселее,
вроде, живешь не в квартире, а в мавзолее.
Телефон зазвонит - черную трубку снимаешь,
говоришь в нее что-то, чего не понимаешь.
На том конце провода - старый друг
лучше новых двух, молдавская сигарета,
жизнь холодна, говорят, дыханьем любви согрета.
И сами мы не подарок, и мысли наши нелепы,
короче детской считалки, проще парeной репы.
А мир за окном прекрасен, и воздух прозрачен,
а разум просрочен и навсегда утрачен,
лукав, изворотлив, лжив - невелика потеря.
Даром, что видел все, ни во что не веря.
***
У Фиры лицо доброе, а сердце - злое,
собственно, и лицо злое, но не в поверхностном слое,
там, в глубине лица скрыто нечто такое...
По-библейски - Эстер, Эсфирь, по-нашему тетя Фира.
Идет, несет в авоське две бутылки кефира
по тридцать семь копеек, из них бутылка - пятнадцать.
На высокий третий этаж нелегко подняться.
На кефире фольга зеленая, а на ряженке золотая,
как будто нимб, а ряженка эта - святая.
До дома пять минут неспешного хода,
два квартала, как до конца отчетного года.
На углу Фира встречает инженера с молмаслозавода.
Пять минут разговора о том о сем по порядку,
инженер болельщик, а вчера забили "в девятку".
В Кремле открылся пленум, а у мамы язва на язве,
на Пушкинской - новая булочная, но за этим усмотришь разве?
Навстречу Эсфири - Юдифь в платье из китайского шелка.
В руках у Юдифи черная клеенчатая кошелка,
в кошелке что-то большое, круглое, это наверно
кочан капусты. Или - голова Олоферна.
У Фиры лицо доброе, а сердце - злое,
собственно, и лицо злое, но не в поверхностном слое,
там, в глубине лица скрыто нечто такое...
По-библейски - Эстер, Эсфирь, по-нашему тетя Фира.
Идет, несет в авоське две бутылки кефира
по тридцать семь копеек, из них бутылка - пятнадцать.
На высокий третий этаж нелегко подняться.
На кефире фольга зеленая, а на ряженке золотая,
как будто нимб, а ряженка эта - святая.
До дома пять минут неспешного хода,
два квартала, как до конца отчетного года.
На углу Фира встречает инженера с молмаслозавода.
Пять минут разговора о том о сем по порядку,
инженер болельщик, а вчера забили "в девятку".
В Кремле открылся пленум, а у мамы язва на язве,
на Пушкинской - новая булочная, но за этим усмотришь разве?
Навстречу Эсфири - Юдифь в платье из китайского шелка.
В руках у Юдифи черная клеенчатая кошелка,
в кошелке что-то большое, круглое, это наверно
кочан капусты. Или - голова Олоферна.
***
У Фиры лицо доброе, а сердце - злое,
собственно, и лицо злое, но не в поверхностном слое,
там, в глубине лица скрыто нечто такое...
По-библейски - Эстер, Эсфирь, по-нашему тетя Фира.
Идет, несет в авоське две бутылки кефира
по тридцать семь копеек, из них бутылка - пятнадцать.
На высокий третий этаж нелегко подняться.
На кефире фольга зеленая, а на ряженке золотая,
как будто нимб, а ряженка эта - святая.
До дома пять минут неспешного хода,
два квартала, как до конца отчетного года.
На углу Фира встречает инженера с молмаслозавода.
Пять минут разговора о том о сем по порядку,
инженер болельщик, а вчера забили "в девятку".
В Кремле открылся пленум, а у мамы язва на язве,
на Пушкинской - новая булочная, но за этим усмотришь разве?
Навстречу Эсфири - Юдифь в платье из китайского шелка.
В руках у Юдифи черная клеенчатая кошелка,
в кошелке что-то большое, круглое, это наверно
кочан капусты. Или - голова Олоферна.
У Фиры лицо доброе, а сердце - злое,
собственно, и лицо злое, но не в поверхностном слое,
там, в глубине лица скрыто нечто такое...
По-библейски - Эстер, Эсфирь, по-нашему тетя Фира.
Идет, несет в авоське две бутылки кефира
по тридцать семь копеек, из них бутылка - пятнадцать.
На высокий третий этаж нелегко подняться.
На кефире фольга зеленая, а на ряженке золотая,
как будто нимб, а ряженка эта - святая.
До дома пять минут неспешного хода,
два квартала, как до конца отчетного года.
На углу Фира встречает инженера с молмаслозавода.
Пять минут разговора о том о сем по порядку,
инженер болельщик, а вчера забили "в девятку".
В Кремле открылся пленум, а у мамы язва на язве,
на Пушкинской - новая булочная, но за этим усмотришь разве?
Навстречу Эсфири - Юдифь в платье из китайского шелка.
В руках у Юдифи черная клеенчатая кошелка,
в кошелке что-то большое, круглое, это наверно
кочан капусты. Или - голова Олоферна.
спасибо Елене Сунцовой
Aug. 25th, 2010 08:53 pmака
izolda, отснявшей и выложившей в сети наш с Пернатой вечер в "Русском самоваре".

первая часть
вторая часть
третья часть
четвертая часть
пятая часть
шестая часть
седьмая часть
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
первая часть
вторая часть
третья часть
четвертая часть
пятая часть
шестая часть
седьмая часть
спасибо Елене Сунцовой
Aug. 25th, 2010 08:53 pmака
izolda, отснявшей и выложившей в сети наш с Пернатой вечер в "Русском самоваре".

первая часть
вторая часть
третья часть
четвертая часть
пятая часть
шестая часть
седьмая часть
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
первая часть
вторая часть
третья часть
четвертая часть
пятая часть
шестая часть
седьмая часть