***
Дамы начала двадцатого века на пляже, в костюмах купальных,
закрытых более, чем бальные платья,
или - в длинных рубахах лежащие на огромных кроватях двухспальных
рядом с мужьями, забывшими что такое объятья.
Не то чтобы дамы не были желанны или прекрасны,
но соитие существует исключительно для зачатья,
и с этим почтенные пары были согласны.
А те, кто не был согласен, почтенными не считались,
о них почтенные дамы неторопливо шептались,
удивляясь притворно - ибо чему дивиться?
Например, о том, как долго одна девица
исповедовалась священнику, и как рыдала
после исповеди, но к причастию допустили,
а священник стоял раскрасневшийся, но не хотел скандала,
а пропащая так и не поняла, что ей грехи отпустили.
И теперь она - чище чистого, легкого легче,
белее белого, и вечером, наряжаясь
перед выходом. она смотрит на свои обнаженные плечи
и улыбается, в зеркалах отражаясь.
Дамы начала двадцатого века на пляже, в костюмах купальных,
закрытых более, чем бальные платья,
или - в длинных рубахах лежащие на огромных кроватях двухспальных
рядом с мужьями, забывшими что такое объятья.
Не то чтобы дамы не были желанны или прекрасны,
но соитие существует исключительно для зачатья,
и с этим почтенные пары были согласны.
А те, кто не был согласен, почтенными не считались,
о них почтенные дамы неторопливо шептались,
удивляясь притворно - ибо чему дивиться?
Например, о том, как долго одна девица
исповедовалась священнику, и как рыдала
после исповеди, но к причастию допустили,
а священник стоял раскрасневшийся, но не хотел скандала,
а пропащая так и не поняла, что ей грехи отпустили.
И теперь она - чище чистого, легкого легче,
белее белого, и вечером, наряжаясь
перед выходом. она смотрит на свои обнаженные плечи
и улыбается, в зеркалах отражаясь.