verses

***

Чахоточный едет в степь - надеяться, пить кумыс,
лопотать на местном наречии, считая складки, бугры,
из которых составлены лица, вынашивать мысль
о возможном здоровье, женитьбе, приданном. Будьте добры,

не прерывайте этой мечты, ей все равно никогда
не сбыться, пусть течет в никуда:
все это не стоит труда.

Копыта цокают, колеса стучат, высоко солнце стоит,
каменный идол охраняет курган, как герой
Серый складной кузнечик в траве звенит -
лапкой по крылышку. На расстоянии метра второй

уже отвечает тоньше, выше на тон,
чахоточный едет в степь, погружаясь в сон,
подавляет стон.

Если смотреть вперед, чахоточному видна
мохнатая шапка, огорбленная спина.
кучер правит бричкой, что страной государь:
не тянет лошадь- прикрикни, потом - ударь,

поперек спины перетяни кнутом,
постарайся не думать о том,
что будет потом.

Хорошо думать о Машеньке. Вот она
в подвенечное платье облачена.
Зажигают свечи. Храм заполняет свет.
Кашель с кровью. Любовь да совет.

А Машенька представляет себя молодой вдовой,
с печальной хозяйственностью обходящей твой
дом над серой Невой.
(2008)

verses

***

Чахоточный едет в степь - надеяться, пить кумыс,
лопотать на местном наречии, считая складки, бугры,
из которых составлены лица, вынашивать мысль
о возможном здоровье, женитьбе, приданном. Будьте добры,

не прерывайте этой мечты, ей все равно никогда
не сбыться, пусть течет в никуда:
все это не стоит труда.

Копыта цокают, колеса стучат, высоко солнце стоит,
каменный идол охраняет курган, как герой
Серый складной кузнечик в траве звенит -
лапкой по крылышку. На расстоянии метра второй

уже отвечает тоньше, выше на тон,
чахоточный едет в степь, погружаясь в сон,
подавляет стон.

Если смотреть вперед, чахоточному видна
мохнатая шапка, огорбленная спина.
кучер правит бричкой, что страной государь:
не тянет лошадь- прикрикни, потом - ударь,

поперек спины перетяни кнутом,
постарайся не думать о том,
что будет потом.

Хорошо думать о Машеньке. Вот она
в подвенечное платье облачена.
Зажигают свечи. Храм заполняет свет.
Кашель с кровью. Любовь да совет.

А Машенька представляет себя молодой вдовой,
с печальной хозяйственностью обходящей твой
дом над серой Невой.
(2008)

сегодня вечером собираюсь сказать приблизительно это

Иосиф Бродский как-то сказал, что он - еврей, русский поэт и американский гражданин. Я мог бы повторить то же самое, заменив США на Украину. Преимущества этой замены очевидны - я эмигрировал не встав со стула.
Но дело обстоит сложнее. Территория поэта - это территория языка, на котором он мыслит и пишет. Ни кровь, которая течет в его жилах, ни штамп в паспорте, ни даже (о ужас!) сам паспорт не решают ничего. Границы территории русского языка с одной стороны шире государственных границ России, с другой - уже, ибо язык попсы, язык толпы (можно употребить медицинский термин - охлолалия) изрядно потеснили то, что мы привыкли считать русской речью. Русская речь федеративна - в ней есть очень стабильная область чиновничьего формального языка,
есть островки субкультурального сленга. Отсутствие пограничного контроля приводит к чудовищному смешению, которое рано или поздно придется признать нормой.
Мне кажется, что островки русского языка, на котором говорит диаспора, всегда были более консервативны и, таким образом, сохраняли многое, что умерло на территории бывшего СССР.

Власть языка и государственная власть также совершенно отличны - на русском языке было написано многое такое, что было прямо враждебно государству и часто это - прекрасные строки. Но язык не может предать ни отечество ни себя.

Мне особо приятно быть сегодня здесь, ибо сам факт существования "Русской премии" есть признание того, что именно русский язык определяет сродство тех, кто говорит на нем, вне зависимости от гражданства и этнической принадлежности.

Я благодарен всем - издательству, выпустившему мою книгу, номинаторам, ридерам, членам жюри.
Христос воскресе!

сегодня вечером собираюсь сказать приблизительно это

Иосиф Бродский как-то сказал, что он - еврей, русский поэт и американский гражданин. Я мог бы повторить то же самое, заменив США на Украину. Преимущества этой замены очевидны - я эмигрировал не встав со стула.
Но дело обстоит сложнее. Территория поэта - это территория языка, на котором он мыслит и пишет. Ни кровь, которая течет в его жилах, ни штамп в паспорте, ни даже (о ужас!) сам паспорт не решают ничего. Границы территории русского языка с одной стороны шире государственных границ России, с другой - уже, ибо язык попсы, язык толпы (можно употребить медицинский термин - охлолалия) изрядно потеснили то, что мы привыкли считать русской речью. Русская речь федеративна - в ней есть очень стабильная область чиновничьего формального языка,
есть островки субкультурального сленга. Отсутствие пограничного контроля приводит к чудовищному смешению, которое рано или поздно придется признать нормой.
Мне кажется, что островки русского языка, на котором говорит диаспора, всегда были более консервативны и, таким образом, сохраняли многое, что умерло на территории бывшего СССР.

Власть языка и государственная власть также совершенно отличны - на русском языке было написано многое такое, что было прямо враждебно государству и часто это - прекрасные строки. Но язык не может предать ни отечество ни себя.

Мне особо приятно быть сегодня здесь, ибо сам факт существования "Русской премии" есть признание того, что именно русский язык определяет сродство тех, кто говорит на нем, вне зависимости от гражданства и этнической принадлежности.

Я благодарен всем - издательству, выпустившему мою книгу, номинаторам, ридерам, членам жюри.
Христос воскресе!