verses

***

Летела-гудела по небу стая железных птах.
Одна спустилась вниз и влетела в раскольничий монастырь.
Влетела и клюнула девку-черничку в пах,
и она зачала, и железный родился из нее богатырь.

И так был хорош да пригож был до того,
что любую мог уломать и с нею возлечь.
А потом он построил железный воз и на него
поставил котел и большую железную печь.

И устроил насыпь и положил на нее рядком
брусья из тех крестов, на которых Нерон-злодей
распинал христиан, и сотворил потом
двойной железный путь для нечестивых людей.

И пустил железный воз на этот гибельный путь
из сатанинского Петербурга на Христову Москву.
То, на что в прежние времена и в страшном сне не взглянуть,
может каждый увидеть воочию, наяву.

И железные птицы глотают людей и везут
прямо по небу на запад к еретикам.
И у девок меж ног такой нестерпимый зуд,
что сами лезут -стыдно сказать - к мужикам.

Ложится за полночь, встает ни свет, ни заря,
плачет - горюет черничка из раскольничьего монастыря,
а погибшие души - вывернутые умы
просят-молят железного ирода-богатыря:
сделай что-то, чего еще не видели мы.

verses

***

Летела-гудела по небу стая железных птах.
Одна спустилась вниз и влетела в раскольничий монастырь.
Влетела и клюнула девку-черничку в пах,
и она зачала, и железный родился из нее богатырь.

И так был хорош да пригож был до того,
что любую мог уломать и с нею возлечь.
А потом он построил железный воз и на него
поставил котел и большую железную печь.

И устроил насыпь и положил на нее рядком
брусья из тех крестов, на которых Нерон-злодей
распинал христиан, и сотворил потом
двойной железный путь для нечестивых людей.

И пустил железный воз на этот гибельный путь
из сатанинского Петербурга на Христову Москву.
То, на что в прежние времена и в страшном сне не взглянуть,
может каждый увидеть воочию, наяву.

И железные птицы глотают людей и везут
прямо по небу на запад к еретикам.
И у девок меж ног такой нестерпимый зуд,
что сами лезут -стыдно сказать - к мужикам.

Ложится за полночь, встает ни свет, ни заря,
плачет - горюет черничка из раскольничьего монастыря,
а погибшие души - вывернутые умы
просят-молят железного ирода-богатыря:
сделай что-то, чего еще не видели мы.

(no subject)

Лежит Перната, читает вслух Достоевского, и как раз "Преступление и наказание", как на грех, да еще и диалог Свидригайлова с Дуняшей.
Спрашивает меня: - Есть ли у Достоевского какая мораль? Ну, я и отвечаю в духе учительницы русской литературы за 11 класс советской средней школы, что мораль тут не одна, а целых две.

Первая, как в "Братьях Карамазовых" - Бога нет,все позволено, а если все позволено,то падать будешь до самого дна.Так, чтобы топором не только старушку мерзкую, но и ее безвинную Лизавету. И, опять же по "Карамазовым", до людоедства, антропофагии.
Вторая мораль - что из самого дна можно увидеть свет Божий и заслужить прощение. ("Из глубины воззвах к Тебе, Господи, Боже, услыши глас мой!").

Но, вот, подумалось мне, что из этих двух школьных моралей следует еще одна, не для школьников: если до самого дна не докатишься, прощен никогда не будешь.И если удержишься на поверхности, то понятно, ЧТО на поверхности держится. Так что единственный выход - во все тяжкие и камнем на дно.
И еще вспомнил я белорусскую, кажется, легенду: идут Господь и Святой Петр в праздник мимо речки.А там баба белье стирает. Господь говорит Петру: - Эту никогда не прощу. Идут дальше.Видят, другая баба незаконнорожденное свое дитя в речке топит.- А эту прощу, - говорит Господь Петру. - Как же так, удивляется Петр, - почему так?
- А потому, говорит Господь, что та, что в праздник стирает, думает, будто все правильно делает и никогда не покается, а та, что невинное дитя топит, знает, что злодеяние совершает.

Страшная эта история, может быть, ключик к пониманию нравственной логики Достоевского.

(no subject)

Лежит Перната, читает вслух Достоевского, и как раз "Преступление и наказание", как на грех, да еще и диалог Свидригайлова с Дуняшей.
Спрашивает меня: - Есть ли у Достоевского какая мораль? Ну, я и отвечаю в духе учительницы русской литературы за 11 класс советской средней школы, что мораль тут не одна, а целых две.

Первая, как в "Братьях Карамазовых" - Бога нет,все позволено, а если все позволено,то падать будешь до самого дна.Так, чтобы топором не только старушку мерзкую, но и ее безвинную Лизавету. И, опять же по "Карамазовым", до людоедства, антропофагии.
Вторая мораль - что из самого дна можно увидеть свет Божий и заслужить прощение. ("Из глубины воззвах к Тебе, Господи, Боже, услыши глас мой!").

Но, вот, подумалось мне, что из этих двух школьных моралей следует еще одна, не для школьников: если до самого дна не докатишься, прощен никогда не будешь.И если удержишься на поверхности, то понятно, ЧТО на поверхности держится. Так что единственный выход - во все тяжкие и камнем на дно.
И еще вспомнил я белорусскую, кажется, легенду: идут Господь и Святой Петр в праздник мимо речки.А там баба белье стирает. Господь говорит Петру: - Эту никогда не прощу. Идут дальше.Видят, другая баба незаконнорожденное свое дитя в речке топит.- А эту прощу, - говорит Господь Петру. - Как же так, удивляется Петр, - почему так?
- А потому, говорит Господь, что та, что в праздник стирает, думает, будто все правильно делает и никогда не покается, а та, что невинное дитя топит, знает, что злодеяние совершает.

Страшная эта история, может быть, ключик к пониманию нравственной логики Достоевского.