***
Однажды ребе Зюся вознесся на небо - проведать
покойных родителей - как им там, после смерти?
Его приветливо встретили и пригласили обедать
в большой деревянный дом на хрустальной небесной тверди.
Дом как дом: над дверью и над каждым окном - мезуза.
Массивный стол, как в корчме, грубые табуреты.
А небеса сияют, как бы не чувствуя груза
земных строений, и вещи светом небесным согреты.
А в остальном все живут так, как жили прежде.
Крики детей громче ангельских песнопений.
Женщины в париках. Мужчины в черной одежде.
Ни волшебных птиц, ни цветущих райских растений.
Стоит ребе Зюся и слова сказать не смеет.
А родители молчаливы, будто не рады встрече.
И еще вопрос - в раю никогда не темнеет,
а потому неясно, когда зажигать субботние свечи.
И даже ангелы выглядят так, как люди.
Вот, сидит один, наволочку вышивая.
А в центре стола огромная рыба лежит на блюде.
Но рыбу никто не ест, потому что она - живая.
Однажды ребе Зюся вознесся на небо - проведать
покойных родителей - как им там, после смерти?
Его приветливо встретили и пригласили обедать
в большой деревянный дом на хрустальной небесной тверди.
Дом как дом: над дверью и над каждым окном - мезуза.
Массивный стол, как в корчме, грубые табуреты.
А небеса сияют, как бы не чувствуя груза
земных строений, и вещи светом небесным согреты.
А в остальном все живут так, как жили прежде.
Крики детей громче ангельских песнопений.
Женщины в париках. Мужчины в черной одежде.
Ни волшебных птиц, ни цветущих райских растений.
Стоит ребе Зюся и слова сказать не смеет.
А родители молчаливы, будто не рады встрече.
И еще вопрос - в раю никогда не темнеет,
а потому неясно, когда зажигать субботние свечи.
И даже ангелы выглядят так, как люди.
Вот, сидит один, наволочку вышивая.
А в центре стола огромная рыба лежит на блюде.
Но рыбу никто не ест, потому что она - живая.