***
А теперь до весны в темной хате сиди,
жги лучину.
Щи пустые хлебай, да соседок суди,
не по чину
нам свеча восковая, поди,
денег ломаный грош, вся зима впереди,
словно мышка чахотка скребется в груди,
ты одна-одинешка, попробуй найди
хоть какого мужчину.
Хоть какого невзрачного, но мужика,
чтоб с елдою,
пусть лежит на печи, согревает бока,
а с запою
пусть мычит и скулит, пусть трясется рука,
все равно - хоть калеку бы, хоть старика,
хоть пришельца убогого издалека,
хоть утопленника, что сгубила река,
черта с конской стопою.
А покуда деньки словно в щелку глядят,
от восхода
до заката одеть не успеешь ребят -
время года
таково, что легко удавиться с тоски,
словно бедное сердце сжимают в тиски,
словно дух подневольный стучится в виски,
и душа унывает, разбита в куски,
и лежишь, как колода.
А теперь до весны в темной хате сиди,
жги лучину.
Щи пустые хлебай, да соседок суди,
не по чину
нам свеча восковая, поди,
денег ломаный грош, вся зима впереди,
словно мышка чахотка скребется в груди,
ты одна-одинешка, попробуй найди
хоть какого мужчину.
Хоть какого невзрачного, но мужика,
чтоб с елдою,
пусть лежит на печи, согревает бока,
а с запою
пусть мычит и скулит, пусть трясется рука,
все равно - хоть калеку бы, хоть старика,
хоть пришельца убогого издалека,
хоть утопленника, что сгубила река,
черта с конской стопою.
А покуда деньки словно в щелку глядят,
от восхода
до заката одеть не успеешь ребят -
время года
таково, что легко удавиться с тоски,
словно бедное сердце сжимают в тиски,
словно дух подневольный стучится в виски,
и душа унывает, разбита в куски,
и лежишь, как колода.