verses

Элегия

Ни великой России, ни ее потрясений
нам не нужно, тем более, дождик осенний,
моросил с утра, да и сейчас моросит,
и ноябрьский день обветшал, скукожился, сжался,
и неяркий свет с тусклыми сумерками смешался,
и мир подневольный холодною сыростью сыт.

Тем уже хороша окраина, что остается надежда,
что сюда не дойдут, не докатятся, да и одежда
здесь не имеет значения, старорежимный прикид,
или плащ, или джемпер вполне пригодны,
и все несчастья естественны, то есть - природны,
а природа нищает, как говорится - мой бабин вид.

Мой бабин вид, вымирающий, словно шерстистый
носорог какой-нибудь, или вояка истый,
для которого и под дождем дом родной - блиндаж,
или, вместо метлы, стоит пулемет в передней,
потому что первый бой - это наш последний,
дальше пенсия или производственный стаж.

Ни убитый Столыпин, с его хуторской системой,
ни товарищ Сталин с вечной лагерной темой,
ни доярка, цветущая среди дойный коров,
нас уже не радуют, но и не огорчают,
и у входа братья нас радостно не встречают,
и Отец не зовет нас, блудных под Отчий кров.

вечер в Киеве 25 октября, суббота в 19. 00

Яков Лернер. Воспоминания - 8

Вернувшись в лагерь, я обратился к администрации с просьбой перевести меня в новый лагерь - просба странная, т.к. здесь быт был хоть как-то обустроен, а на новом месте все нужно было начинать с начала. Именно по этой причине, думается, просьба моя была удовлетворена. И вот, 8 откября 1939 года грузовик повез нас к новому месту. По дороге мы пересекали небольшую речку. Вода попала в двигатель и он заглох. Мы оставались на месте всю ночь, лишь к утру на место происшествия прибыл трактор и грузовик вытащили на берег. Лишь к вечеру мы добрались до нового лагеря.

Мы подыскали для себя бараки и начали приводить их в порядок, готовясь к зиме - времени было совсем мало. На ремонт барака ушла неделя. Затем я возобновил свои усилия - получить квалифицированную работу. Действовал я так же, как и в первом случае - с помощью мелких подарков и обещаний получил у бригадира разрешение отлучиться в заводскую контору. Контора находилась в большом бараке. Зайдя, я увидел канцелярские столы, за которыми работало около двадцати человек. Я спросил, есть ли на месте главный бухгалтер. Мне сказали, что он отлучился, но скоро вернется. Я попросил разрешения дождаться его и сел в углу. Вдруг я заметил молодого человека с бородкой, работавшего за соседним столом. Лицо этого человека было мне очень знакомо. Но какое-то время я не мог вспомнить, где его видел. И лишь когда он встал и надел плащ и шляпу, я узнал его - по непроизвольному движению - у молодого человека был нервный тик. Он был одним из моих друзей по совхозу. Я решил обратиться к нему, но не знал как. Привычное слово "товарищ" не годилось: тут в ответ мы часто слышали "серый брянский волк тебе товарищ".
Наконец я решился. Простите,- сказал я, - Вы Петр Павлович Литвинчук? Да, - ответил он, - но откуда Вы знаете? Я произнес слово "совхоз". Он продолжал смотреть на меня и вдруг разрыдался. Яша! - воскликнул он, - ты-то как оказался здесь? В ответ я показал ему десять пальцев. Этот жест означал - я осужден на десять лет. Петр знал мою биографию, он знал, каким уважением пользовался я в совхозе. Он понимал, что я не тот человек, который мог бы совершить преступление. Но к тому времени он уже прекрасно знал, что мы живем в ненормальное время, когда белое может в то же время быть черным, а разница между правдой и ложью весьма мала, если только она вообще существует. Такова была реальность...
Петр дал мне лист бумаги и ручку и я написал заявление. Он сказал мне, что когда главный бухгалтер вернется, все уладится. Но сказал также и то, что окончательное решение зависит от лагерной администрации. Главный управляющий по его словам был мягким человеком, он также был евреем. К слову, мать Литвинчука также была еврейкой, а отец его - русским.
Мое личное дело было перечеркнуто красным карандашом по диагонали. Это означало, что осужден я к тяжелому принудительному труду... Сможет ли администрация не посчитаться с этой роковой чертой?
Но администрация, как и все люди была заинтересована в каких-то одолжениях, подарках. Они понимали, что работая на общих работах, я ничем не могу быть им полезен. А работая в офисе я мог приносить им сигареты, водку...

Вскоре я был приглашен в лагерную администрацию, где мне сообщили, что я направляюсь на работу в контору.

Телеинтервью

https://www.youtube.com/watch?v=oM63zKaZQS4