***
Он спросил: что ты слушаешь? Я ответил: орган.
Колоссальный аккордеон! - он сказал, подумав немного.
Я знал его в детстве. Он был озорной мальчуган.
Немного шалил, но отец его наказывал строго.
И он стал военным. Конечно, прошел афган,
в крови по колено и с героином в вене.
В девяностые был в бригаде, потом оказался в Вене
В Вене много органов, в каждой церкви, но он
не знал, что такое орган, но помнил аккордеон,
инструмент духовой, не трубный, но язычковый.
Оказавшись в Австрии он уважал закон.
Он был богат. Для него я был чудак бестолковый,
но речь не о нем - об органе, поскольку ряды
огромных труб, как складки мехов гармони.
Я подумал что Бог, завершив дневные труды,
берет орган, как аккордеон. Натруженные ладони
упираются сбоку, пальцы переключают лады,
бегут по клавишам, нажимают на кнопки, и звуки
хоральной прелюдии Баха оставляют следы
на том, что создало Господне Слово и Божьи руки.
Он спросил: что ты слушаешь? Я ответил: орган.
Колоссальный аккордеон! - он сказал, подумав немного.
Я знал его в детстве. Он был озорной мальчуган.
Немного шалил, но отец его наказывал строго.
И он стал военным. Конечно, прошел афган,
в крови по колено и с героином в вене.
В девяностые был в бригаде, потом оказался в Вене
В Вене много органов, в каждой церкви, но он
не знал, что такое орган, но помнил аккордеон,
инструмент духовой, не трубный, но язычковый.
Оказавшись в Австрии он уважал закон.
Он был богат. Для него я был чудак бестолковый,
но речь не о нем - об органе, поскольку ряды
огромных труб, как складки мехов гармони.
Я подумал что Бог, завершив дневные труды,
берет орган, как аккордеон. Натруженные ладони
упираются сбоку, пальцы переключают лады,
бегут по клавишам, нажимают на кнопки, и звуки
хоральной прелюдии Баха оставляют следы
на том, что создало Господне Слово и Божьи руки.