verses

****

кость в горле города, который
горласт не по годам,
гость, за задернутою шторой
любивший местных дам,
трость, что могла бы быть опорой
идущим по следам,
злость, как инфаркт, как вызов скорой,-
в стихе не передам,

и не найдется слов в запасе,
но музыка слышней.
чем размышлять о смертном часе
прислушаемся к ней -
она гудит в народной массе,
в скопленье тяжких дней,
она - накатом волн в талассе,
она - земли родней.

***

На день Маккавеев мак посвятить - каламбур,
сочиненный народом, языческий праздник созвучий.
С точки зрения наркомана - мак - лучшая из культур,
человек прямоходящий есть человек живучий.

Заваришь головку мака - и сразу без водки пьян.
Говорят, есть еще кокаин, но пока не нюхал ни грамма.
И что человеку до подвигов братьев-израильтян,
изгнавших греков ради величия Храма?

Религия - опиум для народа. Но опиум сам по себе
тоже неплох, так думает воин, вернувшийся из Афгана,
привыкший к жестокой резне и бездумной пальбе,
высоко несущий звание советского наркомана.

Говорят, что точку на Греческой вчера накрыли менты.
Поздравили гадов-барыг с праздником Первого Спаса.
Но знаем, ребята откупятся - знаем, что это - понты,
жаль, что сегодня - ломка, а не пополнить запаса.

verses

***
Все познается в мелочах и повторяется в деталях,
все то, что расплылось в очах, нас ожидает в дальних далях,
пустопорожняя земля, волчцы и тернии, разборки,
развалки, пустыри, задворки,
и где фонтаны и дворцы
что завещали нам отцы?

Да тут, буквально в двух шагах, в трех остановках на маршрутке,
вот мост на четырех ногах, вот часовой, застывший в будке,
хранит спокойствие земли, взрастивший чахлые березки,
их ветви - будущие розги.
Стоит шлагбаум поперек
судьбы, как Пушкин нам предрек.

Вот газовые фонари, вот звон церковный, колокольный,
вот и трактир, а там внутри - тоска, треска и борщ свекольный,
вот славный малый, половой, несет бутылку на подносе,
вот Ковалев грустит о носе,
что где-то бродит сам собой -
и в две ноздри трубит трубой.

Вот и дворцы, вот и сады, вот золоченые фонтаны,
где больше бронзы, чем воды, и гипсовые истуканы,
с полезной книжкой пионер, и девица с веслом проворным,
а путь к общественным уборным
весенним солнышком залит
и это сердце веселит.

Дерзай, о верный мой слуга, мой ямб корявый, многостопный,
дерзай, солдат, рази врага, дерзай, служитель расторопный
нелепых обнаженных муз, что ходят, как менты, по трое,
дерзай, страна, что о герое
таком мечтает, чтобы он
попрал природу и закон.

Ольга Духнич. Обед с Борисом Херсонским (Новое Время, 14 августа, 2015)

Найти свободный столик в разгар сезона в популярном заведении Одессы — задача непростая. Но нам с Борисом Херсонским, известным в Украине, а еще больше — в мире поэтом и публицистом, это удается: мы встречаемся жарким летним днем в ресторане Тавернетта в самом центре города. Менеджер ресторана находит для нас местечко, правда, заранее просит: «Вы только, пожалуйста, не пишите у нас в ресторане политических интервью. Мы все-таки территория удовольствия и радости». Я с некоторым удивлением обещаю, что политические моменты интервью мы запишем вне заведения, а взамен получаю столик на летней веранде.
Херсонский появляется почти сразу в компании жены и пожелтевшего от времени томика избранных сочинений Владимира Ленина. «Нет, Боря, ты только послушай, как будто и не было ста лет между большевиками и современной Россией!»,- с иронией в голосе супруга зачитывает Херсонскому отрывки из сочинений советского вождя, а тот улыбается в ответ. Я же, здороваясь с ними, размышляю - считать этот момент разговора уже политическим или еще нет. ( Read more... )