verses

***

Мы пережили скончание века, его излом.
Мы видели, как железо, сданное в металлолом,
прогремело воскресшей военной техникой по мостовым.
Мертвые сраму не имут. Хуже живым.
Живым, носившим красные галстуки и значки
с профилем Ленина, из них получились качки
в девяностые, а ботаны надели очки
и смотрят на мир, что меняется на глазах,
которые видят все хуже, и лица в слезах
встречаются на экранах, чаще чем наяву.
Море все еще держит корабли на плаву,
воздух с трудом, прогибаясь, помогает лететь
тяжелым бомбардировщикам. Страну обкорнали на треть.
Но страна не погибла, и мы покуда скрипим,
нужно куда-то ехать - в Берлин, в Иерусалим,
в Нью Йорк, там русская речь на каждом шагу.
Бежать почетнее, чем сдаваться на милость врагу.
Загорая на берегу
Атлантического океана, вспоминаешь одесский пляж,
перечень мелких краж
и крупных потерь,
и вздрагиваешь, как будто тяжелая дверь
за тобой захлопнулась навсегда -
в твои-то года, когда борода
редеет, седеет как будто-бы взапуски.
В обиход опять возвращаются шерстяные носки.
Старость берет в тиски.

Я пишу в этот вечер, Иосиф, твоей строкой,
твоим спотыкающимся ритмом, хорошо, хоть своею рукой,
потому что хоть что-то свое надо бы сохранить -
какой то стержень, какую-то красную нить -
нить сиротства, когда сердце стучит не в лад,
и дыр в сознании больше, чем в Колизее аркад,
и в советском паспорте запись - номад,
или бродяга, но вежливее, и так
входишь в историю. На Одиссеев не хватит Итак.
На эллинов Троя одна, на всех римлян - один Карфаген,
и тот разрушен, Как металл - автоген,
жизнь разрезает поровну небытие, пока
над тобою птицы небесные и такие же облака.

выбранные сновидения о несчастной и невозвратной любви

*
Снилась Одесская Интеллигенция, со своей неизменной (или низменной - что-то я опять путаю) муфтой из трех хвостов чернобурки и китайским веером из красных шелков, где золотом вышиты осы, цветы и драконы. Напротив нее, в антикварном кресле сидела Одесская Литературная Общественность с годовой подпиской журнала "Сделано в Одессе".
Я ненавижу его! - говорила Одесская Литературная Общественность-
Он опять выложил несколько стихов в Фейсбуке.
-А сколько? - спросила Одесская Интеллигенция.
-Четыре! - всплеснула ладонями Одесская Литературная общественность. А знаешь сколько в них строк?
- Ты бы еще буквы пересчитала! - усмехнулась ОИ
-А я пересчитала! 4857!
Я срочно пересчитал свои стихи, строки, слова и даже буквы. И понял, что они говорили обо мне!
Господи! -воскликнул я - Только Майора Валерьевича тут не хватало!
-Не хватало! А вот он и я! - с этими словами Майор Валерьевич въехал в мой маленький кабинет на своей КГБшной черной "Волге". И оглянувшись он взмахнул рукой и сказал - доктор, прошу!
И вслед за ним в кабинет въехал сам заведующий Третьим отделением Одесской психушки доктор Бенкендорф на белом племенном (или пламенном?) - вечно я все путаю - жеребце Блейлере. Тут я проснулся с головной болью и смутным ощущением, что когда-то, давным давно, я сошел с ума от любви к Одесской Интеллигенции.

*
Снилось, что я иду мимо огромного плаката времен гражданской войны, ну того, где красноармеец с разинутым ртом тычет в тебя указательным пальцем и вопрошает:" А ты записался добровольцем?"
Только вместо традиционной надписи была другая: "А ты сошел с ума от любви к Одесской Интеллигенции?"
Но это еще полбеды! Палец явно перемещался вслед за мной! Я специально проверил. Пошел в другую сторону - палец указывал на меня! Остановился - движение руки красноармейца прекратились.
А когда другие проходили мимо плаката рука с вытянутым указательным пальцем была неподвижна.
Это он меня, меня спрашивает! - догадался я.
И, повернувшись к плакату я громко сказал: Да! Именно я и сошел с ума от любви к Одесской Интеллигенции! Я и никто другой!
Тогда красноармеец прекратил тыкать в меня пальцем а наоборот, покрутил этим пальцем у виска, а надпись на плакате изменилась: "А штикл мишигинер!" (кусок сумасшедшего - идиш).
Я было хотел тоже покрутить пальцем у виска, но руки мои были связаны за спиной рукавами моей праздничной смирительной вышиванки. Поэтому я просто показал красноармейцу язык и проснулся.

*
Вчера, во время вечера памяти Бродского, я читал его стихи, но глаза - о эти беспокойные глаза - все время искали среди пришедших лицо, ее лицо, лицо Одесской Интеллигенции! Я заглядывал под столы, за ряды книжных полок - тщетно!
Но может быть хотя бы Одесская Литературная Общественность?
Нет, и ее не видно. Хорошо, сказал себе я, но может хотя бы их знаковые фигуры? Но нет!

Ты и Бабелем их сюда не заманишь! - сказал голос в моем правом ухе.
Я потянулся к карману, где всегда лежит конволюта галоперидола на случай слуховых галлюцинаций, хороший антагонист дофамина, доложу я вам... Но понял, что это говорит черная кошечка Басечка, которая как всегда сидела на моем плече, а если кто ее не заметил и не слышал ее голоса, то это их личное дело.

А вот сейчас, прямо сейчас я услышал в левом ухе голос: Ненавижу! Ненавижу его! Опять он выложил стихи в Фейсбуке! С утра!

*
Все же не зря я ношу с собой нейролептики и держу коллекцию смирительных вышиванок в своем платяном шкафу!
Молчаливая ты, Баська! - сказал крупнейший из ныне живущих котов современности Жан Котэ де Тревиль,- не мяукнешь, у хозяина есть не попросишь...
- Во-первых, хозяин занят: сходит с ума от любви к Одесской Интеллигенции. А во вторых, еду нужно не мяуканьем, а когтями просить!
- Просить не надо - в разговор вмешался приблудный ободранный кот Саид, - читали Булгакова? Сами придут и дадут! Еще и попросят, чтобы ты съел.... Я к первому кусочку колбасы, который мне Люся бросила, час не подходил, в малиннике отсиживался... Думал: пусть переживают!

*
Утром я шел за хлебом и вдруг услышал из окна характерный звук разбиваемой о стену тарелки. Тут же раздался крик: Опять! Опять! Опять Херсонский выложил стихи в фейсбуке! И вновь - звук тарелки, разбиваемой о стену....

Опять! Опять! - в тон голосу подумал я - опять у Одесской Литературной Общественности истерика! в следующий раз пойду в магазин другой дорогой.
Я думаю - сказала черная кошечка Басечка, как всегда сидевшая у меня на плече, - что она бьет старые фаянсовые тарелки с видами Санкт-Путинбурга, которые висят у нее на стенах. Все остальные она давно уже перебила.

Хлеба в это утро я так и не купил. Судите сами - как я мог достать из кармана деньги в взять хлеб, если мои руки были связаны за спиной рукавами моей нарядной смирительной вышиванки?

*
Вообще, слова и песни из открытых окон доставили мне немало неприятных минут.... Когда-то в незапамятные времена я проходил мимо ЕЕ дома и услышал, как ОНА, Одесская Интеллигенция поет известную песню с измененными словами:

Со мною вот что происходит:
ко мне Херсонский не заходит,
а ходит по пути в горком
козел, что мне едва знаком!

И, в подтверждение этим ужасным, да, ужасным словам у ЕЕ подъезда остановилась черная "Волга", и из нее вышел человек в черном костюме с красным значком на лацкане пиджака и не спеша начал подниматься по лестнице....

Даже сейчас, вспоминая это я не сдерживаю слез, а тогда? О! Как я рыдал тогда!
Я ведь давно сошел с ума от любви к Одесской Интеллигенции, не перед рабочим днем будь помянута!

*
Снилось, что меня пригласили на заседание Городского Полуподвального Клуба - намечалась лекция "Секс, насилие и менторский тон как основа поэтики Бориса Херсонского". Во сне тема показалась мне новой и интересной. Поэтому я надел кожаный пояс и такие же браслеты с металлическими шипами на голое тело, сверху накинул длинный плащ-макинтош, на безумную голову напялил фетровую шляпу с полями и атласной лентой и отправился на заседание клуба. По дороге я подобрал перо вороны и украсил им шляпу. Посмотрелся в витрину магазина "Все для прослушки" - красиво!
Зал клуба был пуст. Я посчитал антикварные кресла, стоящие в ряд - их было пятнадцать. В углу стояла железная табуретка, намертво прикрученная к полу болтами. Я сразу понял, что это место для меня, сел на нее и стал ждать прихода Майора Валерьевича....

*
Рассказали, что Одесская Фарца выкупила здание внутренней тюрьмы, что во дворе Углового Здания на углу улиц Бабеля и Бебеля и теперь планирует открыть там фешенебельный отель для иностранных шпионов, ой, извините, опять я напутал, туристов. В гостиницу их будут вводить в наручниках, чрезвычайная тройка рецепционисток будет выносить приговор каждому - на срок оплаченного пребывания в отеле. Супы в ресторане будут называться баландой, например, баланда из семги, сливочная баланда с кокосовым молоком и морепродуктами. Фишка отеля - за освобождение будет взиматься двойная оплата. На крыше будет оборудована смотровая площадка, откуда, говорят, открывается замечательный вид на Магадан.
Сейчас Фарца ищет идиотов, ох, вечно я путаю! - инвесторов.

Удачи тебе, Фарца!