verses

***

Стоит старик с Младенцем на руках
посередине Храма. Анна - рядом.
Да, что-то есть в еврейских стариках,
когда они глядят прощальным взглядом

на Божий Храм, на маленьких детей,
на юных матерей, осознавая,
что жизнь прошла, ушла, и все же в ней
лампадкою горит душа живая.

И этот свет расколет пополам
последний зимний месяц и повеет
теплом, что напоследок дарит нам
кончина, что над каждым тяготеет..

Свет говорит: ты прожил жизнь сполна.
Ты жил рабом, владельцам не угоден.
Тебя несет житейская волна
к пристанищу, где будешь ты свободен.

Я обещал - и выполнен обет.
Ты видел все - и славу и спасенье.
Ты снова сможешь распрямить хребет,
и в смерть войдешь, предвидя Воскресенье.

***

У нас в роду горе положено мыкать.
Не думать о грустном. Не заботиться ни о ком.
Ежели кто виноват, в него положено тыкать
указательным пальцем, а при случае и штыком.

Бабкам положено в кресле сидеть и вязать на спицах.
Дедкам сидеть во дворе, в домино забивать козла.
И что-то такое есть в наших грубых, унылых лицах,
что помогает державе быть Империей Зла.

ссылка на наш вечер с Ройтбуром.

http://topnews.odessa.ua/culture/2016/02/14/110329.html

выбранные сновидения о несчастной и невозвратной любви

*
Зашел к Одесской Фарце чтобы купить у нее костюм пятого роста. Фарца рыдала, но прерывая рыдания, все же сумела сказать, что вещей моего размера у нее нет. Рыдать Фарца, женщина стойкая, и несколько циничная, могла только по одному поводу: Одесский Бомонд опять сбежал от нее к Московской Прописке, этой развратной похитительнице лучших умов Одессы. Так и оказалось.

-Ну что, что он в ней нашел? - риторически вопрошала Фарца - ну, понимаю, раньше, когда у нас была одна страна... Ой, ты не помнишь, как она называлась?

Но я, как ни напрягался, так и не смог вспомнить. Да и чего от меня требовать? Во-первых я занимаюсь психотерапией и литературой, вместо того, чтобы купить у Фарцы пару-тройку контейнеров на окраинах Седьмого Километра и жить как человек. А во-вторых, что важно, я давно сошел с ума от любви к Одесской Интеллигенции.

*

Снился урок географии. Только вместо Марьи Васильевны у карты с указкой стоял Майор Валерьевич, рыжий, молодцеватый, почему-то полуголый с татуировкой - профиль Дзержинского над сердцем.
-Дети - сказал он - скажите, куда впадает черная "Волга"?
-В Черное Каспийское море! - выпалил я и сразу понял, что ошибся.
Указка Майора Валерьевича опустилась на мою голову. И, возвысив голос, Майор Валерьевич произнес: "Чада мои! Запомните! Черная "Волга" никуда не впадает. Она въезжает! А въезжает она в Угловое Здание на углу улиц Бебеля и Бабеля. То самое, куда вы, дети, будете приносить ваши сочинения на тему: "Что говорят мои друзья и знакомые", Поняли?
Ну уж как не понять, барин! - хором сказали дети. Все они - мальчики - были в поддевках и портках и лаптях, и только Одесская Интеллигенция и Одесская Литературная Общественность в коричневых платьях и белых передничках, с косичками и белыми бантами. Они сидели за первой партой. Из портфеля Одесской Интеллигенции торчала муфта из трех хвостов чернобурки и китайский веер из красных шелков, где золотом вышиты осы, цветы и драконы.

*

С утра я нес черную кошечку Басечку к кухне, намереваясь накормить ее тюлькой, но не соленой, какую любит Одесская Интеллигенция, а сырой, которую любит Басечка. И по привычке напевал на мотив известного романса:
Кошка черная, тварь когтистая, шкурка мягкая, шелковистая, кошку черную, кошку гибкую, накормлю с утра свежей рыбкою....

Как вдруг - раздался визг скрипки, звон гитары, завывание гармоники и цыганский хор подхватил:

Очи желтые, очи жгучие, кошка черная, царапучая. ты сгубила меня,
кошка черная! Кошка гибкая и задорная!

И вот женский грудной голос, такой знакомый, ее голос, ее, ее, Одесской Интеллигенции возвысился над хором:

Ох, как иду домой, словно статуя у калитки сидит тварь хвостатая,
царапучая и кусачая, как укусит меня - горько плачу я...

И опять хор: очи желтые. очи жгучие кошка черная, царапучая....

Господи! Что это? - вслух воскликнул.я.
- Онейроидная галлюцинация - ответила черная кошка Басечка, - и скорее выходи из кататонического ступора: ты кажется собирался меня кормить.

И я вышел из ступора и накормил Басечку.

*
Снилось, что в саду Одесского Литературного Склада открыли памятник моей ноге, которой здесь больше никогда не будет. Нога была красивая, стройная, почти обнаженная - в одном капкане.
У пьедестала стояли два венка - от Одесской Интеллигенции и Одесской Литературной Общественности.
К памятнику подошел признанный одним из крупнейших ныне живущих котов современности Жан Котэ де Тревиль, пометил пьедестал и венки и пошел своей дорогой. Черная кошечка Басечка утирала скупую кошачью слезу правой передней лапкой.