ЕЩЕ РАЗ ОДА МУЗЕ
1.
Друзья мои! распался наш союз.
Срастался он в кругу железных уз -
ЧК, ЦК, парткома и месткома...
Спеши, душа, страданием влекома,
под груз веков и - становись под груз.
Поэзия! Тебе полезна кома!
2.
Как прежде, обнаженный Аполлон
стоит меж ионических колонн
с капителями завитков бараньих,
бряцаньем звучной лиры протарань их,
И северный нежданный Аквилон -
твой ветреник, из молодых да ранних.
3.
Как прежде девять муз поют в кругу,
на древнем ионийском берегу,
без должного контроля или плана.
Их нагота не то чтобы желанна,
но все же... эти пляски на лугу...
И папироска - чудный запах плана!
4.
Из девяти мы выбрали одну.
Не ту, что тяготеет к полотну,
подрамнику и вечным ярким краскам,
не ту, чья склонность к театральным маскам,
не может быть поставлена в вину,
как Афродите - страсть к интимным ласкам.
5.
Не ту, чьих ножек сладок нам полет,
и уж не ту, что с юных лет плетет
Истории позорную интригу,
кто истину и ложь заносит в книгу
в которой черт ни слова не поймет,
не ту, что ест эпоху, как ковригу.
6.
Но ту, что стих влагает нам в уста,
как угль горящий, ставит на места
слова и строки, ритму подчиняя
непрочный смысл, в добавок рифма злая
сведет с ума, с пути, с листа - спроста.
Стих, острый меч! Бледнеет жизнь земная!
7.
Что говорить! Земная жизнь бледна.
и как луна сквозь облака видна,
кровопусканья - суть ее недуга.
Приди же, Муза, нежная подруга,
с тебя спадает смысла пелена,
но ты стройна, и грудь твоя упруга.
***
Оловянный солдатик стоит на одной, но смотрит в оба.
Он не пропустит ни укра, ни русофоба,
ни исламиста с отечественным калашом,
он отдает приказ оловянной служебной собаке
не пропускать ни индуску в сари, ни жида в лапсердаке,
ни трансвестита в мини, ни гомика нагишом.
Он охраняет мир, свободный от извращений,
мир разумных приказов и единственно верных решений,
мир великих свершений, где каждый шаг на счету.
Он стоит на одной ноге - а куда подевалась вторая?
Должно быть стоит, ожидая солдата у двери рая,
как помрет, я память его почту и молитву над ним прочту:
Боже духов и всякия плоти диавола упразднивый,
Ты сидишь на престоле над русско-плоскою нивой,
на которой, как водится, не сжата полоска одна,
где у храмов Твоих сидят солдаты - калеки,
им бросают в ладошки полушки двуногие человеки,
где прозрачны моря и реки, как рюмки - до самого дна.
Где некрасовский стон впадает в Каспийское море,
где вечное слово написано на заборе,
где последние старцы доживают свое в скитах,
Боже, Ты сказал, что люди лучше, чем малые птахи,
чем подлунный мир, стоящий на черепахе,
двух ногах, четырех слонах и на трех китах.
1.
Друзья мои! распался наш союз.
Срастался он в кругу железных уз -
ЧК, ЦК, парткома и месткома...
Спеши, душа, страданием влекома,
под груз веков и - становись под груз.
Поэзия! Тебе полезна кома!
2.
Как прежде, обнаженный Аполлон
стоит меж ионических колонн
с капителями завитков бараньих,
бряцаньем звучной лиры протарань их,
И северный нежданный Аквилон -
твой ветреник, из молодых да ранних.
3.
Как прежде девять муз поют в кругу,
на древнем ионийском берегу,
без должного контроля или плана.
Их нагота не то чтобы желанна,
но все же... эти пляски на лугу...
И папироска - чудный запах плана!
4.
Из девяти мы выбрали одну.
Не ту, что тяготеет к полотну,
подрамнику и вечным ярким краскам,
не ту, чья склонность к театральным маскам,
не может быть поставлена в вину,
как Афродите - страсть к интимным ласкам.
5.
Не ту, чьих ножек сладок нам полет,
и уж не ту, что с юных лет плетет
Истории позорную интригу,
кто истину и ложь заносит в книгу
в которой черт ни слова не поймет,
не ту, что ест эпоху, как ковригу.
6.
Но ту, что стих влагает нам в уста,
как угль горящий, ставит на места
слова и строки, ритму подчиняя
непрочный смысл, в добавок рифма злая
сведет с ума, с пути, с листа - спроста.
Стих, острый меч! Бледнеет жизнь земная!
7.
Что говорить! Земная жизнь бледна.
и как луна сквозь облака видна,
кровопусканья - суть ее недуга.
Приди же, Муза, нежная подруга,
с тебя спадает смысла пелена,
но ты стройна, и грудь твоя упруга.
***
Оловянный солдатик стоит на одной, но смотрит в оба.
Он не пропустит ни укра, ни русофоба,
ни исламиста с отечественным калашом,
он отдает приказ оловянной служебной собаке
не пропускать ни индуску в сари, ни жида в лапсердаке,
ни трансвестита в мини, ни гомика нагишом.
Он охраняет мир, свободный от извращений,
мир разумных приказов и единственно верных решений,
мир великих свершений, где каждый шаг на счету.
Он стоит на одной ноге - а куда подевалась вторая?
Должно быть стоит, ожидая солдата у двери рая,
как помрет, я память его почту и молитву над ним прочту:
Боже духов и всякия плоти диавола упразднивый,
Ты сидишь на престоле над русско-плоскою нивой,
на которой, как водится, не сжата полоска одна,
где у храмов Твоих сидят солдаты - калеки,
им бросают в ладошки полушки двуногие человеки,
где прозрачны моря и реки, как рюмки - до самого дна.
Где некрасовский стон впадает в Каспийское море,
где вечное слово написано на заборе,
где последние старцы доживают свое в скитах,
Боже, Ты сказал, что люди лучше, чем малые птахи,
чем подлунный мир, стоящий на черепахе,
двух ногах, четырех слонах и на трех китах.