Товарищ Ганс Христиан пишет сказки для грустных детей,
тень ученого лезет к окну по отвесной стене,
там, в окне, невинная девушка, она не в курсе затей
и мрачных фантазий сказочника- сидит, улыбаясь, в окне.
Правда, улыбка ее холодна, как искусственный лед,
на котором мороженщик возит сладкий товар.
Тролли с огромным зеркалом завершают полет.
Скандинавская бледность приятней, чем крымский загар.
Я был грустным ребенком, хоть жил на юге, я был без ума
от девочки Герды, скакавшей на олене туда,
где льды заменяют кирпичные ухоженные дома,
где в каждой местной газете есть раздел "из зала суда",
где Красная площадь танцует балет на льду
в паре с Кремлем, окруженным зубчаткой-стеной,
где мальчик Кай (или Каин?), сокрушив Золотую Орду,
меняет дом ледяной на простор степной,
где вместо девушек идолы украшают каждый курган,
где все, кому не лень, зовут страну к топору,
где комиссар, разрядив в офицера наган,
дует на ствол и сует наган в кобуру.
тень ученого лезет к окну по отвесной стене,
там, в окне, невинная девушка, она не в курсе затей
и мрачных фантазий сказочника- сидит, улыбаясь, в окне.
Правда, улыбка ее холодна, как искусственный лед,
на котором мороженщик возит сладкий товар.
Тролли с огромным зеркалом завершают полет.
Скандинавская бледность приятней, чем крымский загар.
Я был грустным ребенком, хоть жил на юге, я был без ума
от девочки Герды, скакавшей на олене туда,
где льды заменяют кирпичные ухоженные дома,
где в каждой местной газете есть раздел "из зала суда",
где Красная площадь танцует балет на льду
в паре с Кремлем, окруженным зубчаткой-стеной,
где мальчик Кай (или Каин?), сокрушив Золотую Орду,
меняет дом ледяной на простор степной,
где вместо девушек идолы украшают каждый курган,
где все, кому не лень, зовут страну к топору,
где комиссар, разрядив в офицера наган,
дует на ствол и сует наган в кобуру.