verses

***

Смерть говорит Христу - подойди-ка поближе ко мне!
Подойди поближе ко мне! - вторит смерти Геенна.
И ослик поближе к смерти несет Его на спине.
Взгляд ослика сосредоточен и походка его смиренна.

Ослик ступает на цветы, на одежды зевак,
стоящих по сторонам и кричащих - Осанна в вышних!
Но крики толпы не лучше надрывного лая собак.
Лучше бы сразу - конец, без славословий пышных!

Ослик знает - лет тридцать тому его покойный собрат
увозил Младенца, спасая его от царственного злодея.
Ослик снова спасти Христа от гибели был бы рад,
но послушный воле Его идет, возразить не смея.

Зачем нам Иерусалим? Уж лучше в страну пирамид,
кирпичей и корзин - рабство желаннее смерти.
Оковы лучше брошенных под копыта хламид.
Что же вы так раскричались? Радость свою умерьте.

Но радуется толпа и распахнуты настежь врата,
и листья пальмы колышутся в руках людей несмысленных.
И ослик идет смиренно, не открывая рта,
не подымая глаз печальных, недоуменных.

Вербное Воскресенье, 2017

verses

***
Вы пришли ко мне, чтобы действовать мне вопреки,
чтобы вздрагивать от касанья моей руки,
чтобы глядеть на меня исподлобья словно из-под пяты,
чтобы молчать - до упора, или спорить - по хрипоты.

Вы живете во мне вслепую, как нищие - наугад,
вы застите мне глаза, как ветер плюс снегопад,
вы шумите в моих ушах, заглушая полночный хор,
вы живете в сердце моем, и в каждом биеньи - укор..

Что мне делать с вами, думы мои, сомненья мои?
И они отвечают цитатой - молчи, скрывайся, таи.
И я молчу и скрываюсь, и таю, и сжимаюсь в комок,
но дверь не могу запереть, ибо сломан старый замок.

Сломан старый замок, и потерян железный ключ,
и сквозь щель между туч пробивается солнца луч,
и на тонких озябших ветках вызревает вишневый цвет,
и подобна улитке на склоне радость на склоне лет.

Четыре перевода из Пауля Целана

Ожог

Мы не спали, лежа среди шестеренок хронометра скорби,
и стрелки сгибали, как прутья,
и они поспешали вспять, избивая время до крови,
и ты заклинала повисшие сумерки,
и двенадцать раз я обращался на "ты" к ночи твоей речи
и она распахнулась сразу и осталась открытой,
и я возложил ей око на лоно, а второе вплел в твои косы,
и бикфордов шнур протянулся меж нами, как вскрытая вена,
и юная молния к нам приплывала.

В горне тумана

Уста перед скрытым зеркалом,
колени перед колонной чванства,
ладони с железными прутьями,

подайте мне этот мрак,
назовите мое имя,
проводите меня к нему.

В открытом море

Париж, кораблик, бросил якорь в склянке:
я подымаю за тебя бокал.
Я пью, покуда сердце не стемнеет,
пока Париж дрейфует на слезе,
покуда курс он не сменил к туману,
что облекает свет, где ветка в каждом "ты",
где я, как лист, безмолвно в даль лечу.

Кристалл

Не возле губ моих ищи свои уста,
не возле врат - скитальца,
и не в глазу - слезу.

ибо выше на семь ночей ко рту тянется рот*,
громче на семь сердец скиталец стучит во врата,
на семь роз отдаленней шумит родник.

* У Целана - к алому тянется алое (Rot), но, поскольку имеются в виду именно губы не мог не погнаться за созвучием.