verses

***
слово товарищ сегодня кажется оскорбленьем
рукопожатие нечто вроде приема самбо
комнатный фикус стал вымирающим школьным растеньем
никто не читал калевалы и не знает о тапиоле и сампо
и туонельский лебедь остался финской причудой
леммикяйнен на что нам твой северный эпос
что нам молодость с литературой и немытой посудой
снимешь книжку с полки думаешь Боже какая нелепость
память ждет археолога с острой саперной лопаткой
черепки с орнаментом и стихотворные строки
почва казалась прочной а оказалась шаткой
и мы еще не поняли как нелепы и одиноки

verses

***
Древние греки говорили о царстве мертвых - царстве Аида.
В Одессе "аидом" называли еврея.
Аидише моме - грустная песня. Пророк - борода, хламида,
стоит, горстку холодного праха в ладонях грея.
Прошлое отошло - почти что скрылось из вида.
Но попробуй скажи нацисту: "нет ни эллина, ни иудея".

Ибо царство Аида, аидише царство, подземное, чуть живое,
здесь цари - раввины, цадики, меламеды,
здесь и речи нет о вечной памяти или вечном покое,
здесь угрюмые старцы не прерывают беседы.
Здесь пишут справа налево строку за строкою.
И что наземным наши подземные беды?

В очереди ко рву стоят, не видя ухмылок
на лицах конвойных, думая "лишь бы скорее".
Выдают по девять грамм, по пуле в один затылок.
Убивают еврея, чтоб скорее забыть о еврее.
Подземные реки синее подкожных прожилок,
одно утешение - жить гораздо больнее.

Граждане царства Аида, аидише царства, в котором
нам предстоит поселиться каждому поодиночке,
мы о тебе не помним, мы заняты всяким вздором,
и что нам Писание с мудростью в каждой строчке,
и только старые фото глядят с укором,
и бронзовый семисвечник молча стоит в уголочке.