заметки

Три высказывания одного человека (Одесса, 1988 год). Я тогда записал их, но вытеснил. Нашел блокнот, разбирая бумаги.

1. Поэзия умерла и только ироническая еще имеет право на существование.
2. Не важно, какой текст, важно, кто его написал, а важнее всего, какие у тебя отношения с автором текста.
3. Нужен не критик, который анализирует текст, а человек, который приказывает, что должно нравиться, а что - нет.

*
Одна из награжденных литовских поэтесс привела с собой очаровательную дочку где-то двух с половиной лет. На сцену читать стихи они вышли вдвоем.
Пока мама читала одно, достаточно короткое стихотворение, девочка успела:
1. Походить возле мамы. подымая пыль носочком своей сандалии.
2. Спрятаться за спиной мамы и выглядывать то с одной стороны, то с другой.
3. Взявшись за подол маминой юбки, ходить вокруг мамы, наматывая юбку на ее бедра, вероятно, желая отомстить за тугое пеленание во младенчестве.

Да, картина будет неполной. если не упомянуть, что на девочке была симпатичнейшая шляпка с мышиными ушками.

*
Тридцать пять лет тому назад я был в Каунасе и, в воскресенье утром, с облегчением отбившись от группы сотрудников моей больницы (то была профсоюзная поездка - советский туризм), вышел на самостоятельную прогулку. Был теплый солнечный день. Внезапно раздался удар колокола, через короткое время - еще один, и вот мерный колокольный звон наполнил пространство над Ратушной площадью.
Я шел на этот звук, как пес идет на зов Хозяина. И вот я уже вижу кафедральный собор и людей, которые направляются к мессе. Они шли семьями - нарядные, вели с собой детей. Напомню - это был 1980 г., глубокий совок, когда в Одессе мы, верующие люди, которые работали в больницах или школах, старались зайти в церковь незаметно, либо уехать в другой город, чтобы не попадаться на глаза коллегам или сексотам.
В Каунасе люди явно не боялись ничего. Они шли в свой храм с достоинством и торжественностью, подобающей Дому Господнему. Я вошел вслед за ними, забыв о всех богословских противоречиях между православием и католицизмом. Служба шла на литовском языке, но песнопения звучали на понятной мне латыни. И я отстоял (вернее - отсидел) мессу - первую католическую мессу в моей жизни.

Все это я вспоминал вчера, пересекая ратушную площадь Каунаса и заходя в кафедральный собор.

заметки

ЛИРИЧЕСКИЙ КОНФОРМИЗМ

Эрих Фромм в своей знаменитой книге «Бегство от свободы» в качестве одного из «механизмов бегства» описывает автоматический конформизм, то есть инстинктивное стремление не выделяться из окружения, быть как все, восходящее к мимикрии животных рыб и насекомых. Выделиться из фона означает подвергнуть свою жизнь риску. Стать заметным, да, хорошо, но что с тобой сделают после того, как заметят?

Хороший вопрос, как говорят в Одессе.

Геродот отвечает на этот вопрос притчей. Один тиран послал гонца к другому узнать, как тот управляется со своим народом. Тиран вывел гонца на поле и стал вырывать колоски, возвышающиеся над другими, а затем, не сказав ни единого слова, отпустил гонца домой.
Недоумевающему гонцу ничего не оставалась, как рассказать своему повелителю, что делал тиран, к которому гонец был послан. На следующий день повелитель казнил наиболее выдающихся граждан своего государства. Тираны понимают друг друга без лишних слов.

К Десяти Заповедям матери прибавляют одиннадцатую: не высовывайся! Сиди тихо!

*

Какое все это имеет отношение к поэзии, самая суть которой – свобода и нонконформизм? Разве стремление выделиться, стать заметным, противопоставить себя толпе не лежит в основе поэтического высказывания? Даже если лирическое стихотворение – средство покорить красавицу (когда бы не Елена, что Троя вам одна, ахейские мужи), все равно нужно выделиться, победить соперников, оказаться единственным – хотя бы в глазах любимой. Хотя бы на час-другой.
И еще – мы инстинктивно ощущаем, что поэзия – это путь к свободе, это сбрасывание цепей повседневности – «Я сразу смазал карту будняя, плеснвши краску из стакана».

Путь поэта представляется на первый взгляд совершенно чуждым конформизму, соглашательству. Разве это не так?

Не так, конечно. Я сознательно пока откладываю классический пример поэтического конформизма – воспевание тиранического режима. Он слишком элементарен. Не менее примитивен и другой путь – избегание гражданской темы.

Я хочу затронуть ключевой вопрос - подчинение традиции, подражание, стремление, выделяясь, быть похожим. Индивидуальность в слиянии?
Конечно.

*

Прежде всего, индивидуальное поэтическое творчество, авторское самолюбие, все это принадлежности романтической модели творчества. Тысячелетия фольклорной традиции не знают идеи авторства и выделения творца из общего фона. Имя мастера в средние века – большая редкость. Ни Андрей Рублев, ни Феофан Грек не подписывают своих работ.
Шедевры древнерусской поэзии остаются в большинстве своем безымянными.
Я не случайно привел пример из иконописания. Рядом с Троицей Рублева – тысячи и тысячи икон на тот же сюжет. И шедевр Рублева одновременно слит с традицией и выделяется из общей массы. Выйти на свободу? И в помине этого нет. Противопоставить себя другим мастерам? Может быть. Но мы знаем, что Рублев работал в артели и использовал прориси. А прориси – чем вам не контурная карта, границы, за которые нельзя выходить?

*
Прориси русского стиха – регулярный ритм. Герои гениального поэта могут не отличать ямба от хорея. Но сам поэт обязать отличить анапест, который, как известно «в сухарнице как мышь копается», от дактиля. Рифма – пограничные войска. Сквозь их кордон просачивается белый стих. И верлибр давно разрушил эту границу, но поэты русские не спешат ринуться в эту брешь….
Ритм и рифма – жестокие рабовладельцы поэта: «и начальная мысль не оставит следа, как бывало и раньше раз сто… Так проклятая рифма заставит всегда говорить совершенно не то».

*
Что еще важно. Предок поэзии, так называемая «песня-пляска» традиционных культур, – действо совершенно неиндивидуальное, оно требует полного слияния с «мы». Никто не может претендовать на персональность высказывания, впрочем, текст здесь, как правило – совершенно примитивен. Участник его не может не быть конформистом, иначе – весь танец даст сбой и отлаженный веками механизм остановится.. . Хор не знает солиста. Но когда солист возвышает свой голос над хором – тогда начинается индивидуальное высказывание, впрочем, полностью подчиненное общему гармоническому строю.

*
Конформизм есть компромисс индивида с реальностью. В пользу реальности и к выгоде индивида. Компромисс есть взаимовыгодная сделка, где разменная монета не творчество, а одобрение окружения, деньги, а иногда – личная безопасность. Попытка значительного поэта пойти на компромисс всегда делает его жалким, это – явный провал. Поэзия – пострадавшая сторона. Сговор власти и поэта есть заговор против поэзии как таковой.

Компромисс есть адаптация. Психологи различают аллопластическую (изменение реальности) и аутопластическую (изменение себя) разновидности адаптации. Поэт чаще существо слабое – ему ли менять мир? Поэтому он либо подладится под реальный мир и погубит в себе творческое начало (А Державин с его «Фелицей»? –спросите вы. Что же, правила не без исключения. Но у меня встречный вопрос – а вы знаете наизусть «Фелицу»? Ну, я, к примеру знаю, но….»Властителям и судиям» мне как-то больше нравится). Не в силах изменить социум, изменить мир, поэт создает свой собственный иллюзорный мир, который принято называть башней из слоновой кости и живет в нем. Это изгнание - тоже разновидность компромисса.

*
Творческий конформизм начинается с подчинения принятым в данный момент истории формам самовыражения. Между тем, что ты хочешь сказать, и тем КАК ПРИНЯТО и принято ли вообще об этом говорить. Стихи Хлебникова или Заболоцкого нон-конформистские не из-за их тематики (у Хлебникова-то с тематикой как раз все было в порядке), а потому что в них разрушен канон СПОСОБА самовыражения.
Социум в таких случаях не рассуждает, хороши ли эти стихи или плохи. Это просто НЕ стихи, ведь стихи это = онегинская строфа, или я ошибаюсь? Поздравлялка – плохие стихи, а Айги – черт знает что такое, но не стихи. Подлое рифмованное прославление вождя – низкие стихи, но стихи. Верлибры - просто тексты.
Мне хватило трех лет, чтобы научиться рисовать, как Рафаэль и сорок лет для того, чтобы научиться рисовать так, как это делает ребенок – писал Пикассо.

*
В заключение я хочу вернуться к Фромму. Автоматический конформизм – бессознательная функция, это не низкий сознательный расчет. Это не советская практика писания т.н. «паровозов» -– «идейных стихов», к которым можно прицепить состав из нескольких искренних стихотворений.
Это – психологическое слияние с обществом – не с реальным, а с «идеальной конструкцией», которую людям навязывает власть.
Это «обожествление вождя». Это так называемое отождествление с агрессором, стокгольмский синдром творческой личности.
Именно этот вариант компромисса я встречаю у некоторых прекрасных поэтов в сегодняшней России. И это очень грустно….