verses

***
все у евреев не так новый год в конце сентября
но живут же люди это в голову не беря
в конце концов новый год можно праздновать ежедневно
новый день новый год не все ли равно когда
наступают на пятки друг другу наши года
чем дальше тем лучше понимаешь что дело плачевно
век наш семьдесят лет так говорит псалом
повезет так восемьдесят здоровье идет на слом
слабеют ноги но прорастают крылья
прорастают медленно никуда не спеша
тело тут ни при чем это наша душа
созревает в нас чтобы взлететь без усилья
так легко поднимается к небу пар
каждый год в это время трубит шофар
и качается голова под молитвенным покрывалом
ломтик яблока стынет в чистом янтарном меду
все будет сладко в наступающем новом году
а там куда я иду времени будет навалом

***
в обнимку со страхом лежал в колыбели
и жуткую сказку держал под подушкой
но после все выросли и огрубели
с родительской слежкой с гебешной прослушкой
и тот кто лежал обнимался со страхом
давно уже вырос и ходит с оглядкой
все сложности жизни решил одним махом
и все-таки жизнь оказалась не сладкой
ни сладкой ни горькой безвкусной и пресной
как детская каша во время простуды
с сумятицей будней с тянучкой воскресной
со стопкой вчерашней немытой посуды

***
когда я уйду прежде всего
остановятся все часы, требующие завода,
им, стенным и каминным нужна забота,
без неё хиреет пружинное естество.

время должно быть отмерено, иначе оно
превратится в два слова - "потом" и "давно".

как назло, в каждой комнате у меня
качается маятник, движутся стрелки и опускаются гири,
если нет пружин, живые механизмы в квартире
делят на равные части удлиненное тело дня.

звон стоит вокруг каждые полчаса.
я хожу и глажу деревянные корпуса.

говорят, что в империи при царе
от часовщиков раз в неделю старики приходили,
становились на табуретку и часы заводили,
и тяжелый звон будил детей на заре.

и дети вставали в белых рубашонках ночных,
у тех, кто бедней - полотняных, у остальных - кружевных.

влечение к времени у человека в роду.
я был советским ребенком, но и у меня над кроваткой,
висели ходики, и ходили походкой шаткой,
чтобы исчезнуть бог знает в каком году.
я измеряю время, но, к своему стыду,

думаю, что часы остановятся, когда я уйду.