там и тогда

***

У птиц нет наружных ушей. Но есть абсолютный слух.
И голоса - большегрудым примадоннам на зависть.
Но для того, чтобы слушать колоратурных сук,
в их декольте сквозь бинокль уставясь,
я должен прожить еще двадцать лет, а это, увы,
не по плечу соглядатаю и невежде.
Правда у филина две кисточки торчат из большой головы,
и это оставляет известный простор надежде.

У птиц нет наружных ушей. но есть абсолютный слух.
У ослов есть длинные уши, но не более двух,

вот интересно, если бы было третье,
торчало б оно на затылке, а то - посередине лба,
не оставляя места для третьего глаза, хоть третье тысячелетье
уже на дворе, пережить его не судьба

ни курочке рябе, ни вороне-сороке,
ни бородачу, что пишет эти бессвязные строки.

Но вернемся к филину. Кисточки на голове
непостижимым образом позволяют расслышать в траве
шелест производимый тельцем хвостатым мыши,
чья жизнь короче ее собственного хвоста.
Филин глядит из дупла, как бюст Сократа из ниши.
Впрочем, ниша, выскоблена, пуста.

Жизнь закончилась так давно, что из спецхрана
извлечен документ, подтверждающий, что филин - символ Афин.
Ночное небо черным-чернее экрана,
на котором белым по черному надпись " fin"