Запретный город

[borkhers]

*  *  *

На ветвях старого дерева

находят убежище птицы.

 

У корней того же дерева

гнездятся змеи, пожирающие птенцов.

 

Ласка опасна для змеенышей и птиц,

но дупло старого дерева

дает прибежище ей.

 

Ни зверек, ни змея, ни птица

не имеют отношения к дереву.

 

Так и Учитель,

принимая других — отстраняется.

 

Он наставляет словами.

 

Если слова не услышаны —

он поучает молчанием.

 

Если молчание не понято —

вразумляет небытием.

 

 

*  *  *

Cпускаясь, видел в долине окруженный стеной

полуразрушенный город. Теперь, прислонясь спиной

к прогретой каменной кладке (еще плотней прислонись!),

гляжу из стесненной долины в опустошенную высь.

 

Четыре обрывка облака. Несколько хищных птиц

на блеклом, пепельном фоне. Слепящий диск в стороне

возле дальней горы. Черные щели бойниц.

Шатры трехъярусной башни. Часовой на стене.

 

Не вижу его лица. Впрочем, черты ни к чему

тем, кто стоит на страже собственного естества.

Прикрывая глаза рукавами, уходят по одному

из оскверненного храма оскорбленные божества.

 

 

*  *  *

Слишком много работы в такую жару. Сиди

над кипой срочных бумаг: стоит на них взглянуть —

сразу приходишь в отчаяние. Пот течет по груди.

Ночью боюсь скорпионов и не могу уснуть.

 

Вечером дом обойду, тростью переверну

подозрительный камень, увижу десяток-другой

древних панцирных чудищ, вытянутых в длину —

узкие клешни, хвосты, выгибающиеся дугой,

 

стяжки, пластины, зубцы, на спине выпуклый щит.

Их ловят на палку, смоченную раскаленной смолой,

и сразу — в костер: ты слышишь, щелкает и трещит?

Видишь ли шевеление под искрящеюся золой?

 

Если выпить чарку, разморит сон, но усилится страх.

Сесть разбирать бумаги — в минуту взвоешь с тоски.

Поневоле вспомнится юность, весна в горах,

сквозь темный, бархатный мох пробивающиеся ростки.

 

 

*  *  *

Облака во время заката сохраняют порядок

параллельных, волнистых, выпуклых линий,

или тщательно возделанных грядок,

на которых не вырастишь ни овощей, ни лилий

(вообще — ничего), или тяжелых складок

багровой одежды, не слишком длинной,

ибо вот синева проступает в прорехах, также

идет сплошной полосой, к востоку загустевая.

Разные краски, но сущность одна и та же:

выгорает рай. Вернее, остатки рая.

 

Облака на закате сохраняют порядок

параллельных, волнистых, выпуклых линий,

или складок, или, вернее, грядок:

что казалось светом, окажется красной глиной,

которой и дела нет, что казалась светом,

и человеку лучше забыть об этом.

На вершинах во время заката пахнет паленым.

Рукав моего халата пропитан вечерней ложью.

Лучше глядеть сквозь ширму с драконом зеленым:

дева волосы ворошит, прежде чем лечь на ложе.