Новейшая история средневековья

***

В тот вечер ко мне пришел школьный товарищ
в епископском облачении. Он предложил мне
исповедоваться и причаститься. Предложенье,
которое не отклоняют. Потом он помазал
меня освященным миром, сказав: Благодарите!
Этим святым помазанием Господь Иисус прощает
вам все грехи, которые вы совершили.
Скоро за вами придут. Не пытайтесь скрыться.

Еще бы я не пытался! По сути, все эти годы
были попыткой скрыться. Довольно часто – удачной.
Тело – под рясой или плащом.
Лицо – под стальным забралом,
или, если свезет, под карнавальной маской.

Не помню, как спустился по склону холма, продираясь
сквозь низкий бурый кустарник. А вот и берег
полноводной реки. Еще минута, я в лодке.
Отталкиваюсь веслом. Течение лодку уносит,
уносит быстрее, чем нужно. Намного быстрее.

Я оглянулся, но вместо холма увидел
огромного старика, поросшего красно-бурым
кустарником, чахлым еловым лесом.
Старик сидел неподвижно, охватив лодыжки руками,
упираясь мохнатым подбородком в колени,
вытянув губы трубочкой, глядя
прямо вперед неподвижным стеклянным взором.

Я трижды перекрестился. Но видение не исчезло.

Новейшая история средневековья

***

В тот вечер ко мне пришел школьный товарищ
в епископском облачении. Он предложил мне
исповедоваться и причаститься. Предложенье,
которое не отклоняют. Потом он помазал
меня освященным миром, сказав: Благодарите!
Этим святым помазанием Господь Иисус прощает
вам все грехи, которые вы совершили.
Скоро за вами придут. Не пытайтесь скрыться.

Еще бы я не пытался! По сути, все эти годы
были попыткой скрыться. Довольно часто – удачной.
Тело – под рясой или плащом.
Лицо – под стальным забралом,
или, если свезет, под карнавальной маской.

Не помню, как спустился по склону холма, продираясь
сквозь низкий бурый кустарник. А вот и берег
полноводной реки. Еще минута, я в лодке.
Отталкиваюсь веслом. Течение лодку уносит,
уносит быстрее, чем нужно. Намного быстрее.

Я оглянулся, но вместо холма увидел
огромного старика, поросшего красно-бурым
кустарником, чахлым еловым лесом.
Старик сидел неподвижно, охватив лодыжки руками,
упираясь мохнатым подбородком в колени,
вытянув губы трубочкой, глядя
прямо вперед неподвижным стеклянным взором.

Я трижды перекрестился. Но видение не исчезло.

памяти семидесятых - 4

В то время, когда мы познакомились, Вячек - недоучившийся студент-экономист, рабочий, и - тайный библиотекарь. Библиотека у Игрунова была специфическая. Все, что прокатилось в толстых журналах в конце восьмидесятых, - было в той библиотеке уже тогда, кроме, разумеется, тех книг, которые в те годы только писались... Давая книгу из личной библиотеки, мы обычно ставим два условия: никому не передавать и как можно скорее возвратить. Принципы работы библиотеки Вячека были прямо противоположные: держи книгу как можно дольше и передай ее как можно большему количеству надежных людей. Надежность человека определялась интуитивно, "на глазок" и, увы, не всегда удачно. Приведу два характерных эпизода из собственной "библиотечной практики".



- Большое спасибо! - говорил мне отец одной из знакомых, возвращая толстую пачку фотографий (А.Солженицын."В круге первом".) Я получил огромное удовольствие! Для меня эта книга особенно интересна. Я ведь сам работал в системе ГУЛАГа. И как раз в такой вот "шарашке" (научно-исследовательский институт, где работали зэки). В охране. Это была тяжелая работа. Особенно трудно было в столовой. Я там следил, чтобы они не очень между собой разговаривали. Осуществлял общее наблюдение. Вы себе не представляете, что у них было на столах. Гречневая каша. Вы не имеете понятия, что это было тогда - гречневая каша. Один раз я там видел лимон... Вы опять-таки не знаете, что это тогда было - лимон. Мы, конечно же, могли бы взять, но мы были честные люди. А сидели - вредители, пододнки. Там был один академик, так он специально заклепки для крейсера перепутал. Которые на подводную часть - пошли на надводную. А те, что на надводную - пошли на подводную, понимаете?


Никаких роковых последствий "прокол" не имел. Отец знакомой не только не сообщил "куда следует", но и просил приносить что-нибудь интересное и впредь. А выражение "заклепки для крейсера" еще долго переходило из уст в уста в нашем узком кругу...

Некоторые знакомцы приходили в ужас при виде неофициальной книжной продукции. Среди немногих сохранившихся у меня от тех лет книг - "Дьяволиада" Булгакова ("Недра", 1922). Ксерокопия, разумеется, но печать - двусторонняя, с соответствующим подбором бумаги и даже - цветом обложки. Короче, книга была сделана со вкусом, "как живая". Один из приятелей взял ее у меня почитать, приняв за оригинал. Но в процессе чтения страшная истина дошла до него - он держал в руках самиздат! А он был, как-никак, коммунист, принимал активное участие в жизни первичной партийной организации. В тот же день (а может быть и час), в состоянии аффекта он вернул мне книгу, приложив обвинение в "провокации".

Где он сейчас? Угадайте. Ну, конечно, в США. Принимает активное участие в жизни конгрегации. Ему за восемьдесят…

памяти семидесятых - 4

В то время, когда мы познакомились, Вячек - недоучившийся студент-экономист, рабочий, и - тайный библиотекарь. Библиотека у Игрунова была специфическая. Все, что прокатилось в толстых журналах в конце восьмидесятых, - было в той библиотеке уже тогда, кроме, разумеется, тех книг, которые в те годы только писались... Давая книгу из личной библиотеки, мы обычно ставим два условия: никому не передавать и как можно скорее возвратить. Принципы работы библиотеки Вячека были прямо противоположные: держи книгу как можно дольше и передай ее как можно большему количеству надежных людей. Надежность человека определялась интуитивно, "на глазок" и, увы, не всегда удачно. Приведу два характерных эпизода из собственной "библиотечной практики".



- Большое спасибо! - говорил мне отец одной из знакомых, возвращая толстую пачку фотографий (А.Солженицын."В круге первом".) Я получил огромное удовольствие! Для меня эта книга особенно интересна. Я ведь сам работал в системе ГУЛАГа. И как раз в такой вот "шарашке" (научно-исследовательский институт, где работали зэки). В охране. Это была тяжелая работа. Особенно трудно было в столовой. Я там следил, чтобы они не очень между собой разговаривали. Осуществлял общее наблюдение. Вы себе не представляете, что у них было на столах. Гречневая каша. Вы не имеете понятия, что это было тогда - гречневая каша. Один раз я там видел лимон... Вы опять-таки не знаете, что это тогда было - лимон. Мы, конечно же, могли бы взять, но мы были честные люди. А сидели - вредители, пододнки. Там был один академик, так он специально заклепки для крейсера перепутал. Которые на подводную часть - пошли на надводную. А те, что на надводную - пошли на подводную, понимаете?


Никаких роковых последствий "прокол" не имел. Отец знакомой не только не сообщил "куда следует", но и просил приносить что-нибудь интересное и впредь. А выражение "заклепки для крейсера" еще долго переходило из уст в уста в нашем узком кругу...

Некоторые знакомцы приходили в ужас при виде неофициальной книжной продукции. Среди немногих сохранившихся у меня от тех лет книг - "Дьяволиада" Булгакова ("Недра", 1922). Ксерокопия, разумеется, но печать - двусторонняя, с соответствующим подбором бумаги и даже - цветом обложки. Короче, книга была сделана со вкусом, "как живая". Один из приятелей взял ее у меня почитать, приняв за оригинал. Но в процессе чтения страшная истина дошла до него - он держал в руках самиздат! А он был, как-никак, коммунист, принимал активное участие в жизни первичной партийной организации. В тот же день (а может быть и час), в состоянии аффекта он вернул мне книгу, приложив обвинение в "провокации".

Где он сейчас? Угадайте. Ну, конечно, в США. Принимает активное участие в жизни конгрегации. Ему за восемьдесят…