Запретный город

*  *  *

Учитель сказал: «Дао объемлет все вещи».

Я возразил: «Все вещи содержат Дао».

 

В гневе учитель ударил меня тростью,

хотя поучал просветлению и недеянию.

 

Думал ли я, что снова его встречу,

здесь, на пыльной дороге,

вдоль пересохшего русла.

 

Нас оскопили — и вот гонят на Запад.

Похоже, что давний спор не имеет смысла,

 

а я все твержу: «Все вещи содержат Дао»,

а он все хрипит: «Дао объемлет все вещи».

Но за мной — последнее слово.

Учитель погибнет раньше.

 

 

*  *  *

Что если все отраженное в течение тысячи лет

растворяется в толще воды или лежит на дне?

Так память хранит бесплотный, но драгоценный след,

так свет порождает свет, таящийся в глубине.

 

Воспоминания озера, сплетаясь с подводной травой,

не дают протиснуться рыбе с бугристою головой,

шевелящей красными жабрами, кровеносную бахрому

подставляя течению мыслей, каких — и сам не пойму.

 

И проворный, услужливый демон за порядком следит,

помещая под облаком — облако, под синевой — синеву.

Благо, скалы и сосны вдоль берега не изменили вид,

разве что цвет стволов, за годы, что здесь живу.

 

Порой он промедлит — тогда сквозь поверхность вод

абсолютная пустота открывает бессмертный зев.

Порой он играет и дразнит, выпустив хоровод

к подножиям бурых скал — золотых обнаженных дев,

 

готовящихся искупаться, видимо, прямо тут,

в перевернутом воздухе. Между стрелками камыша

снуют голубые стрекозы и, вниз лепестками, цветут

зубчатые чаши лотосов, ароматом влажным дыша.

 

 

*  *  *

В полой тростинке живет тонкий, смиренный звук.

Изготовитель флейты ему облегчает путь.

А мне остается только движение тонких рук.

Затем — касание губ. Нужно легко вздохнуть,

 

будто бы вспоминая очертанья твоих бровей

подкрашенных (стиль — «силуэт отдаленных гор»)

и еще — подобье гнездовья горлицы меж ветвей,

то, что находится между, дразня возбужденный взор.

 

Все это рождает музыку, а могло бы родить людей,

жизнью чревато все, что исходит из наших тел.

Нечистоты — и те удобряют почву для орхидей.

Иное дело — мотив. Вырвался — и улетел.

 

Ты омываешься утром в кругу обнаженных подруг,

ты осчастливишь всех, кроме меня одного.

В полой тростинке живет тонкий, смиренный звук.

Лучше бы нам на волю не выпускать его.

Запретный город

*  *  *

Учитель сказал: «Дао объемлет все вещи».

Я возразил: «Все вещи содержат Дао».

 

В гневе учитель ударил меня тростью,

хотя поучал просветлению и недеянию.

 

Думал ли я, что снова его встречу,

здесь, на пыльной дороге,

вдоль пересохшего русла.

 

Нас оскопили — и вот гонят на Запад.

Похоже, что давний спор не имеет смысла,

 

а я все твержу: «Все вещи содержат Дао»,

а он все хрипит: «Дао объемлет все вещи».

Но за мной — последнее слово.

Учитель погибнет раньше.

 

 

*  *  *

Что если все отраженное в течение тысячи лет

растворяется в толще воды или лежит на дне?

Так память хранит бесплотный, но драгоценный след,

так свет порождает свет, таящийся в глубине.

 

Воспоминания озера, сплетаясь с подводной травой,

не дают протиснуться рыбе с бугристою головой,

шевелящей красными жабрами, кровеносную бахрому

подставляя течению мыслей, каких — и сам не пойму.

 

И проворный, услужливый демон за порядком следит,

помещая под облаком — облако, под синевой — синеву.

Благо, скалы и сосны вдоль берега не изменили вид,

разве что цвет стволов, за годы, что здесь живу.

 

Порой он промедлит — тогда сквозь поверхность вод

абсолютная пустота открывает бессмертный зев.

Порой он играет и дразнит, выпустив хоровод

к подножиям бурых скал — золотых обнаженных дев,

 

готовящихся искупаться, видимо, прямо тут,

в перевернутом воздухе. Между стрелками камыша

снуют голубые стрекозы и, вниз лепестками, цветут

зубчатые чаши лотосов, ароматом влажным дыша.

 

 

*  *  *

В полой тростинке живет тонкий, смиренный звук.

Изготовитель флейты ему облегчает путь.

А мне остается только движение тонких рук.

Затем — касание губ. Нужно легко вздохнуть,

 

будто бы вспоминая очертанья твоих бровей

подкрашенных (стиль — «силуэт отдаленных гор»)

и еще — подобье гнездовья горлицы меж ветвей,

то, что находится между, дразня возбужденный взор.

 

Все это рождает музыку, а могло бы родить людей,

жизнью чревато все, что исходит из наших тел.

Нечистоты — и те удобряют почву для орхидей.

Иное дело — мотив. Вырвался — и улетел.

 

Ты омываешься утром в кругу обнаженных подруг,

ты осчастливишь всех, кроме меня одного.

В полой тростинке живет тонкий, смиренный звук.

Лучше бы нам на волю не выпускать его.

Утешение философией

4.

 

Думали ли Вы, читатель, что мы с Вами прожили жизнь в государстве, которое управлялось с нами в соответствии с ФИЛОСОФСКИМИ КОНЦЕПЦИЯМИ?

Базис и надстройка перевернулись. Теория марксизма стала базисом, а экономика – надстройкой. Результаты – налицо. Даже для массового бессмысленного террора была своя диалектика. Государство отмирало путем укрепления силовых структур, наращивания и заточки стальных зубов. По мере продвижения к бесклассовому обществу классовая борьба возрастала. Это – теория. – А на практике – «корчилась Русь под кровавыми сапогами, да под шинами черных марусь» (А.Ахматова). Не то странно, что террор, этим нас не удивишь! Странно, что государство нуждалось в ОПРАВДАНИИ ФИЛОСОФИЕЙ, в УТЕШЕНИИ ФИЛОСОФИЕЙ. Преступления против человечества, совершенные в ХХ веке были по преимуществу ТЕОРЕТИЧЕСКИ ОБОСНОВАНЫ. И Катастрофа европейского еврейства, и геноцид кхмеров были воплощением определенных философских обобщений. Одержимые желанием убивать, человеческие сообщества творили злодеяния из наилучших и наиобоснованнейших побуждений. Лишь один элемент не брался в расчет в этих теоретических построениях. При внимательном рассмотрении выяснилось, что упущенное  – не более, чем человек, индивидуальные свойства и потребности которого слишком ничтожны, чтобы всерьез принимать их в расчет. Стоит ли удивляться, что эти системы на поверку оказались бесчеловечными?

– Какой у вас в билете третий вопрос?

– Критика эк... зистен... она…

– Экзистенциализма. Отвечайте.

– Ну, они... Они думают, что главное это человек с его сомнениями. Они считают, что основной вопрос философии, это вопрос, стоит ли человеку жить, или ему лучше покончить с собой.

– А вы как считаете?

– Я считаю, что нужно жить!

– Значит вы – экзистенциалист!

– Почему? Я ведь не за самоубийство!

– Дело не в том, за вы или против. Дело в том, что вы считаете мелкий вопрос о вашей жизни, основным вопросам философии. А у философии – другой важный, основной вопрос. Какой?

– О материи и сознании.

– Правильно. И запомните, философия занимается не ЧАСТНОСТЯМИ, а общими закономерностями.

Утешение философией

4.

 

Думали ли Вы, читатель, что мы с Вами прожили жизнь в государстве, которое управлялось с нами в соответствии с ФИЛОСОФСКИМИ КОНЦЕПЦИЯМИ?

Базис и надстройка перевернулись. Теория марксизма стала базисом, а экономика – надстройкой. Результаты – налицо. Даже для массового бессмысленного террора была своя диалектика. Государство отмирало путем укрепления силовых структур, наращивания и заточки стальных зубов. По мере продвижения к бесклассовому обществу классовая борьба возрастала. Это – теория. – А на практике – «корчилась Русь под кровавыми сапогами, да под шинами черных марусь» (А.Ахматова). Не то странно, что террор, этим нас не удивишь! Странно, что государство нуждалось в ОПРАВДАНИИ ФИЛОСОФИЕЙ, в УТЕШЕНИИ ФИЛОСОФИЕЙ. Преступления против человечества, совершенные в ХХ веке были по преимуществу ТЕОРЕТИЧЕСКИ ОБОСНОВАНЫ. И Катастрофа европейского еврейства, и геноцид кхмеров были воплощением определенных философских обобщений. Одержимые желанием убивать, человеческие сообщества творили злодеяния из наилучших и наиобоснованнейших побуждений. Лишь один элемент не брался в расчет в этих теоретических построениях. При внимательном рассмотрении выяснилось, что упущенное  – не более, чем человек, индивидуальные свойства и потребности которого слишком ничтожны, чтобы всерьез принимать их в расчет. Стоит ли удивляться, что эти системы на поверку оказались бесчеловечными?

– Какой у вас в билете третий вопрос?

– Критика эк... зистен... она…

– Экзистенциализма. Отвечайте.

– Ну, они... Они думают, что главное это человек с его сомнениями. Они считают, что основной вопрос философии, это вопрос, стоит ли человеку жить, или ему лучше покончить с собой.

– А вы как считаете?

– Я считаю, что нужно жить!

– Значит вы – экзистенциалист!

– Почему? Я ведь не за самоубийство!

– Дело не в том, за вы или против. Дело в том, что вы считаете мелкий вопрос о вашей жизни, основным вопросам философии. А у философии – другой важный, основной вопрос. Какой?

– О материи и сознании.

– Правильно. И запомните, философия занимается не ЧАСТНОСТЯМИ, а общими закономерностями.