Jul. 25th, 2006

borkhers: (Default)

*  *  *

Холодным утром я попросил друга:

«Когда я умру, начертай на моей могиле —

вот человек, который хотел совершенства,

а совершал только ошибки или проступки.

Зачем кому-то знать его имя?»

 

Друг шел впереди со связанными руками.

В промежности свежий рубец

отдавался болью при каждом шаге.

На мои слова он ничего не ответил,

все ковылял, еле переставляя ноги,

и я ударил его, чтобы он поторопился.

 

 

*  *  *

Бань, наложница в пестром тяжелом халате,

кланяется, скрестив на груди ладони,

и затем, присев, раздвигает полы моей одежды.

 

Два скопца поверх ее головы разворачивают свиток

с изображением улиц нашей столицы,

всякая комнатка в каждом доме открыта взору,

сотни фигурок заняты собственными делами.

 

Две нагие рабыни — справа и слева,

приплясывая, начинают игру на флейтах.

 

Слух мой наполнен изгибами тонких звуков,

изображение становится прихотливым узором,

затем — сочетанием пятен, лишенных смысла.

 

Чтец, укрывшийся за бамбуковой перегородкой,

произносит визгливым голосом изреченья:

«Страсть затемняет взор мудреца, мешая

сопоставлять, различать, вникая в детали».

 

Между тем рисунок на свитке вновь обретает четкость.

Бань отходит, пятясь, плотно сжимая губы.

 

Слуга с кувшином склоняется предо мною.

 

Еще минута — и я восседаю в кресле,

опустошенный, холодный,

готовый судить справедливо.

 

 

*  *  *

Четыре гребца вверх по реке

в ссылку везли меня.

 

Вспоминаю, как страж на корме стоял,

испуская струю дугой.

 

На такой же лодке домой плыву —

река выносит сама.

 

Знают ли люди про царский указ

или примут за беглеца?

 

Жив ли кто-то из нашей семьи?

Пригоден ли дом для жилья?

 

Книги, сокрытые в тайнике

дождутся ли глаз моих?

……………….

 

Мертвы гонители. Тем, кто жив,

нет дела ни до кого.

 

Лучшие девушки из дворца

пляшут для чужаков.

 

А те — поглядывают с хитрецой

и думают о своем.

 

 

*  *  *

Беседка «Утехи жизни» стоит высоко в горах.

В тесном ущелье поток, огибая скалы, течет.

В детстве в этих местах я испытывал страх.

Нынче, под пятьдесят, к самому краю влечет.

Сиживал я в тюрьме и у князей на пирах.

Что для шеи — колодки, то для сердца — почет.

 

Если русло реки среди многоцветных глин,

долго придется ждать, пока уляжется муть.

Если вином и гневом омрачен властелин,

кто из советников сможет в сердце ему заглянуть?

Меч сокрушает меч. Клин вышибает клин.

Льстец усложняет речь. Мудрец созерцает Путь.

 

Боль и тяжесть в затылке. Душно. Клонит ко сну.

Бесполезен и горек пряный целебный настой.

Размышляя, гляжу на кренящуюся сосну

и про себя шепчу: «Мы похожи с тобой».

Хочется удержаться. Пережить и эту весну.

Молча стоим, простирая корни над пустотой.

 

 

borkhers: (Default)

*  *  *

Холодным утром я попросил друга:

«Когда я умру, начертай на моей могиле —

вот человек, который хотел совершенства,

а совершал только ошибки или проступки.

Зачем кому-то знать его имя?»

 

Друг шел впереди со связанными руками.

В промежности свежий рубец

отдавался болью при каждом шаге.

На мои слова он ничего не ответил,

все ковылял, еле переставляя ноги,

и я ударил его, чтобы он поторопился.

 

 

*  *  *

Бань, наложница в пестром тяжелом халате,

кланяется, скрестив на груди ладони,

и затем, присев, раздвигает полы моей одежды.

 

Два скопца поверх ее головы разворачивают свиток

с изображением улиц нашей столицы,

всякая комнатка в каждом доме открыта взору,

сотни фигурок заняты собственными делами.

 

Две нагие рабыни — справа и слева,

приплясывая, начинают игру на флейтах.

 

Слух мой наполнен изгибами тонких звуков,

изображение становится прихотливым узором,

затем — сочетанием пятен, лишенных смысла.

 

Чтец, укрывшийся за бамбуковой перегородкой,

произносит визгливым голосом изреченья:

«Страсть затемняет взор мудреца, мешая

сопоставлять, различать, вникая в детали».

 

Между тем рисунок на свитке вновь обретает четкость.

Бань отходит, пятясь, плотно сжимая губы.

 

Слуга с кувшином склоняется предо мною.

 

Еще минута — и я восседаю в кресле,

опустошенный, холодный,

готовый судить справедливо.

 

 

*  *  *

Четыре гребца вверх по реке

в ссылку везли меня.

 

Вспоминаю, как страж на корме стоял,

испуская струю дугой.

 

На такой же лодке домой плыву —

река выносит сама.

 

Знают ли люди про царский указ

или примут за беглеца?

 

Жив ли кто-то из нашей семьи?

Пригоден ли дом для жилья?

 

Книги, сокрытые в тайнике

дождутся ли глаз моих?

……………….

 

Мертвы гонители. Тем, кто жив,

нет дела ни до кого.

 

Лучшие девушки из дворца

пляшут для чужаков.

 

А те — поглядывают с хитрецой

и думают о своем.

 

 

*  *  *

Беседка «Утехи жизни» стоит высоко в горах.

В тесном ущелье поток, огибая скалы, течет.

В детстве в этих местах я испытывал страх.

Нынче, под пятьдесят, к самому краю влечет.

Сиживал я в тюрьме и у князей на пирах.

Что для шеи — колодки, то для сердца — почет.

 

Если русло реки среди многоцветных глин,

долго придется ждать, пока уляжется муть.

Если вином и гневом омрачен властелин,

кто из советников сможет в сердце ему заглянуть?

Меч сокрушает меч. Клин вышибает клин.

Льстец усложняет речь. Мудрец созерцает Путь.

 

Боль и тяжесть в затылке. Душно. Клонит ко сну.

Бесполезен и горек пряный целебный настой.

Размышляя, гляжу на кренящуюся сосну

и про себя шепчу: «Мы похожи с тобой».

Хочется удержаться. Пережить и эту весну.

Молча стоим, простирая корни над пустотой.

 

 

borkhers: (Default)

Боже мой, если бы так! Занимались бы общими закономерностями, не затрагивая мелких интересов мелких частных людей, которые НЕ ЯВЛЯЮТСЯ ОБЪЕКТОМ ИЗУЧЕНИЯ (на то есть антропология). Почему эти мелкие люди постоянно являются ОБЪЕКТОМ ПРИМЕНЕНИЯ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ ВЫВОДОВ? Нет, не сегодня и не сто лет назад это началось. Какой порядок навели в древнем Китае философы-легисты (школа Фа-цзя) – оторопь берет! Правда не сами они навели на страну опустошение, на то были СИЛОВЫЕ СТРУКТУРЫ. Но философы объяснили ПОЧЕМУ нужно уничтожать людей и, в первую голову, философов других школ. Сожгли из философских побуждений философские книги, а ученых утопили в выгребных ямах а иных, кастрировав, направили на «стройку века» – возводить Великую Китайскую Стену. А чуть позже и главе легистов Ли Сы снесли голову с плеч долой. А точнее – распилили деревянной пилой. Правда, кроме философии, в этом случае имел место банальный заговор.

Да что нам писать о теоретизированных обществах? Это объект для монографии. И написано таких книг – десятки, да кабы не сотни.

О Боже! Сколько моделей предлагали нам теоретики всех веков и всегда получалось общество, напоминающее казарму или тюрьму. Слава Богу, большинство этих моделей не было воплощено в жизнь. Нам с вами – не повезло. Мы выросли в идеологизированном обществе, идеология умерла, все мы сироты, и те, кто служили ей, и те, кто сопротивлялись ей.

Умер противник, не с кем бороться, унылой стала жизнь. И только те, кто был равнодушен к идеологии – при своих. Им хорошо, а мы нуждаемся в утешении. Как некогда Боэций, на руинах иной империи мы ищем иную философию, иную идеологию, которая бы утолила болезни наших «многовоздыхающих душ». Нет, не мы ищем идеологию, ОНА ИЩЕТ НАС. И ОНА НЕ ОДНА. Идеологии наскакивают на нас с разных сторон. БОГАТЫЙ ВЫБОР ДЕШЕВЫХ ВЕЩЕЙ. Индивиды примеряют себе мировоззрение по росту.

Теоретики выбирают универсальную идеологию для всей страны. И хотя все мы нуждаемся в УТЕШЕНИИ ФИЛОСОФИЕЙ, мысль о новой философии, новой идеологии «для Вас и Ваших детей», не утешает меня.

 

 

 

 

borkhers: (Default)

Боже мой, если бы так! Занимались бы общими закономерностями, не затрагивая мелких интересов мелких частных людей, которые НЕ ЯВЛЯЮТСЯ ОБЪЕКТОМ ИЗУЧЕНИЯ (на то есть антропология). Почему эти мелкие люди постоянно являются ОБЪЕКТОМ ПРИМЕНЕНИЯ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ ВЫВОДОВ? Нет, не сегодня и не сто лет назад это началось. Какой порядок навели в древнем Китае философы-легисты (школа Фа-цзя) – оторопь берет! Правда не сами они навели на страну опустошение, на то были СИЛОВЫЕ СТРУКТУРЫ. Но философы объяснили ПОЧЕМУ нужно уничтожать людей и, в первую голову, философов других школ. Сожгли из философских побуждений философские книги, а ученых утопили в выгребных ямах а иных, кастрировав, направили на «стройку века» – возводить Великую Китайскую Стену. А чуть позже и главе легистов Ли Сы снесли голову с плеч долой. А точнее – распилили деревянной пилой. Правда, кроме философии, в этом случае имел место банальный заговор.

Да что нам писать о теоретизированных обществах? Это объект для монографии. И написано таких книг – десятки, да кабы не сотни.

О Боже! Сколько моделей предлагали нам теоретики всех веков и всегда получалось общество, напоминающее казарму или тюрьму. Слава Богу, большинство этих моделей не было воплощено в жизнь. Нам с вами – не повезло. Мы выросли в идеологизированном обществе, идеология умерла, все мы сироты, и те, кто служили ей, и те, кто сопротивлялись ей.

Умер противник, не с кем бороться, унылой стала жизнь. И только те, кто был равнодушен к идеологии – при своих. Им хорошо, а мы нуждаемся в утешении. Как некогда Боэций, на руинах иной империи мы ищем иную философию, иную идеологию, которая бы утолила болезни наших «многовоздыхающих душ». Нет, не мы ищем идеологию, ОНА ИЩЕТ НАС. И ОНА НЕ ОДНА. Идеологии наскакивают на нас с разных сторон. БОГАТЫЙ ВЫБОР ДЕШЕВЫХ ВЕЩЕЙ. Индивиды примеряют себе мировоззрение по росту.

Теоретики выбирают универсальную идеологию для всей страны. И хотя все мы нуждаемся в УТЕШЕНИИ ФИЛОСОФИЕЙ, мысль о новой философии, новой идеологии «для Вас и Ваших детей», не утешает меня.

 

 

 

 

December 2020

S M T W T F S
  1 23 45
6789101112
13141516171819
20212223242526
2728293031  

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Sep. 8th, 2025 04:56 am
Powered by Dreamwidth Studios