Уже в Одессе

Это еще два стихотворения из "Китайского цикла". Полностью текст книжки - на "Полутонах"

*  *  *

Вращаясь вокруг черенков, листья падают на траву,

чуть прихваченную инеем. Небеса совершенно чисты.

Я знаю, куда иду, хоть не знаю, зачем живу.

Похрустывают под стопой свернувшиеся листы.

 

Вдали изгибом стволов указывает бамбук

направление ветра, неощутимого тут.

Странно, что в эту даль все же доносится звук

одинокого колокола. В парке еще цветут

 

золотистые хризантемы у стынущего ручья,

где пестрые саламандры между зеленых камней.

В форме священной горы сделана шапка моя.

Пагоды, лес, река вышиты тонко на ней.

 

Я купил ее в прошлом году у наследников мертвеца,

подписавшего мой приговор лет пятнадцать назад.

Не могу, как ни стараюсь, вспомнить его лица.

Иду по узкой аллее сквозь опустевший сад.

 

 

*  *  *

В древности мудрецы наводили порядок,

начиная с заклятия демонов. Даже Владыки

каждое утро их вытряхивали из складок

драгоценных одежд — и слышали свист и крики.

 

Разве тебя самого вбок и назад не шатало?

Не ухмылялось тебе в лицо твое отраженье?

Или в ушах у тебя не шумело и не шептало?

Или тень всегда повторяла твои движенья?

 

Когда женщины с пением, приседая и наклоняясь,

рис втыкают в почву, покрытую слизкой влагой,

вслед за ними с шипением, кривляясь и испражняясь,

духи почвы, воды и грязи идут ватагой.

 

Или сам ты не видел, как в полном безветрии нечисть

подымает им платья, заголяя и распаляя?

Или не чувствовал, как под слоем времени вечность

сотрясается скопищем бесов от края до края?

 

Учитель сказал: «Сегодня, когда народы

сеют семя и семена, демонов раздражая,

мне весною не хочется видеть хрупкие всходы,

и страшно дожить до времени летнего урожая».

 

 

Уже в Одессе

Это еще два стихотворения из "Китайского цикла". Полностью текст книжки - на "Полутонах"

*  *  *

Вращаясь вокруг черенков, листья падают на траву,

чуть прихваченную инеем. Небеса совершенно чисты.

Я знаю, куда иду, хоть не знаю, зачем живу.

Похрустывают под стопой свернувшиеся листы.

 

Вдали изгибом стволов указывает бамбук

направление ветра, неощутимого тут.

Странно, что в эту даль все же доносится звук

одинокого колокола. В парке еще цветут

 

золотистые хризантемы у стынущего ручья,

где пестрые саламандры между зеленых камней.

В форме священной горы сделана шапка моя.

Пагоды, лес, река вышиты тонко на ней.

 

Я купил ее в прошлом году у наследников мертвеца,

подписавшего мой приговор лет пятнадцать назад.

Не могу, как ни стараюсь, вспомнить его лица.

Иду по узкой аллее сквозь опустевший сад.

 

 

*  *  *

В древности мудрецы наводили порядок,

начиная с заклятия демонов. Даже Владыки

каждое утро их вытряхивали из складок

драгоценных одежд — и слышали свист и крики.

 

Разве тебя самого вбок и назад не шатало?

Не ухмылялось тебе в лицо твое отраженье?

Или в ушах у тебя не шумело и не шептало?

Или тень всегда повторяла твои движенья?

 

Когда женщины с пением, приседая и наклоняясь,

рис втыкают в почву, покрытую слизкой влагой,

вслед за ними с шипением, кривляясь и испражняясь,

духи почвы, воды и грязи идут ватагой.

 

Или сам ты не видел, как в полном безветрии нечисть

подымает им платья, заголяя и распаляя?

Или не чувствовал, как под слоем времени вечность

сотрясается скопищем бесов от края до края?

 

Учитель сказал: «Сегодня, когда народы

сеют семя и семена, демонов раздражая,

мне весною не хочется видеть хрупкие всходы,

и страшно дожить до времени летнего урожая».