verses

Ночь
Откройте ворота — пришла беда.
Как много лет мы ждали этой встречи!
И стены так же чувственны, как плечи
любовников, не знающих стыда.

Шероховата кожа и тепла.
Чуть выдаются узкие лопатки.
Разбросаны одежды в беспорядке.
Расслаблены прекрасные тела.

Вошедший в обиход ленивый блуд,
почти бесстрастный, как любовь растений.
Мы не заметим смены поколений,
как на хмельной пирушке — смены блюд.

В беспамятстве веселые дома
и алтари лежат вповалку, вместе.
И дело нашей совести и чести
давно уже — не нашего ума...
1986

verses

Ночь
Откройте ворота — пришла беда.
Как много лет мы ждали этой встречи!
И стены так же чувственны, как плечи
любовников, не знающих стыда.

Шероховата кожа и тепла.
Чуть выдаются узкие лопатки.
Разбросаны одежды в беспорядке.
Расслаблены прекрасные тела.

Вошедший в обиход ленивый блуд,
почти бесстрастный, как любовь растений.
Мы не заметим смены поколений,
как на хмельной пирушке — смены блюд.

В беспамятстве веселые дома
и алтари лежат вповалку, вместе.
И дело нашей совести и чести
давно уже — не нашего ума...
1986

verses

***

Слушаю греческую литургию.
Утро. девятый час.
Когда нас не было, были другие.
Им не было дела до нас.

Потому неподвижна низкая нота.
как ручей петляет мотив.
Над каждой душой склоняется кто-то,
голову опустив.

Поэтому все, кто молился, скитаясь,
нашли последний приют.
Но их голоса нас настигли. сплетаясь.
Вздохнуть не дают.

verses

***

Слушаю греческую литургию.
Утро. девятый час.
Когда нас не было, были другие.
Им не было дела до нас.

Потому неподвижна низкая нота.
как ручей петляет мотив.
Над каждой душой склоняется кто-то,
голову опустив.

Поэтому все, кто молился, скитаясь,
нашли последний приют.
Но их голоса нас настигли. сплетаясь.
Вздохнуть не дают.