verses

***

Она любила смотреть
в освещенные окна чужих квартир.

Собственно, она и теперь это любит.

Оговоримся: не подсматривать,
не подглядывать, а смотреть.

*
Подглядывают те, кто хотят увидеть
возню под одеялом,
обнаженное тело, секс, который
в тех краях называют иначе.

Все это она видела дома.
Родители не стеснялись.
Особенно, если были пьяны.

*
Она не помнит их трезвыми.

*
Если она и подглядывала,
то не за людьми, а за вещами.

Люстрой под потолком.
Ковром на стене.

И все в этом роде.

*

Она выходила из дому,
стояла минуту-две на крыльце,
а потом начинала бежать,
бежать без оглядки.

Там была река и, следовательно,
была набережная, так себе,
два-три дерева, две-три скамейки.

Она садилась спиной к реке,
лицом к пятиэтажке напротив.
*
Она сидела, пока не темнело,
пока не начинали светиться окна.

*
Она старалась не думать,
что увидела бы девочка,
заглянувшая в окно их времянки.

Возню под одеялом,
обнаженное тело, секс.

Или отца, валяющегося на тряпье,
курящего дешевые сигареты,
вставленные в мундштук слоновой кости,
Бог знает откуда взявшийся
в их пропащем доме.

*
Она не плакала, когда отец умер.

Все еще удивлялись и говорили:
у нее нет сердца, нет сердца,
что из нее будет!

А она все равно не плакала.

*
Кому какое дело, что с нею сталось?

*
Вот, она выходит
из собственного трехэтажного дома,
крытого черепицей, в спортивном костюме.

*

Выходит и бежит, бежит без оглядки.

verses

***

Она любила смотреть
в освещенные окна чужих квартир.

Собственно, она и теперь это любит.

Оговоримся: не подсматривать,
не подглядывать, а смотреть.

*
Подглядывают те, кто хотят увидеть
возню под одеялом,
обнаженное тело, секс, который
в тех краях называют иначе.

Все это она видела дома.
Родители не стеснялись.
Особенно, если были пьяны.

*
Она не помнит их трезвыми.

*
Если она и подглядывала,
то не за людьми, а за вещами.

Люстрой под потолком.
Ковром на стене.

И все в этом роде.

*

Она выходила из дому,
стояла минуту-две на крыльце,
а потом начинала бежать,
бежать без оглядки.

Там была река и, следовательно,
была набережная, так себе,
два-три дерева, две-три скамейки.

Она садилась спиной к реке,
лицом к пятиэтажке напротив.
*
Она сидела, пока не темнело,
пока не начинали светиться окна.

*
Она старалась не думать,
что увидела бы девочка,
заглянувшая в окно их времянки.

Возню под одеялом,
обнаженное тело, секс.

Или отца, валяющегося на тряпье,
курящего дешевые сигареты,
вставленные в мундштук слоновой кости,
Бог знает откуда взявшийся
в их пропащем доме.

*
Она не плакала, когда отец умер.

Все еще удивлялись и говорили:
у нее нет сердца, нет сердца,
что из нее будет!

А она все равно не плакала.

*
Кому какое дело, что с нею сталось?

*
Вот, она выходит
из собственного трехэтажного дома,
крытого черепицей, в спортивном костюме.

*

Выходит и бежит, бежит без оглядки.

Интервью

Под катом - интервью, которое я дал Линор Горалик, замечательной snorapp. Ей выражаю благодарность и восхищение. Опубликовано интервью в журнале "Воздух". В нем имеется лишь одно изменение. Исчезли те слова, которые имели отношение к творчеству Иосифа Бродского. Упоминание имени великого поэта, похоже, нынче "плохой тон". Но это даже к лучшему: чуть позже я вернусь к этой достаточно болезненной теме.

( Read more... )

Интервью

Под катом - интервью, которое я дал Линор Горалик, замечательной snorapp. Ей выражаю благодарность и восхищение. Опубликовано интервью в журнале "Воздух". В нем имеется лишь одно изменение. Исчезли те слова, которые имели отношение к творчеству Иосифа Бродского. Упоминание имени великого поэта, похоже, нынче "плохой тон". Но это даже к лучшему: чуть позже я вернусь к этой достаточно болезненной теме.

( Read more... )

Московское бьеннале поэтов - 2005

В густом дыму. snorappи borkhers на ступенях Ленинки после презентации условно-досрочно "Освобожденного Улисса"

Московское бьеннале поэтов - 2005

В густом дыму. snorappи borkhers на ступенях Ленинки после презентации условно-досрочно "Освобожденного Улисса"