verses

***

Смысл Истории заключается в движении масс,
скольжении или кружении вокруг любого из нас,
как пылинок в утреннем, набирающем силу луче,
за которыми наблюдает мальчик по имени Че,
всю ночь читавший Ленина при свече,
и к рассвету вполне постигший примат
материи над сознанием. Под кроватью лежит автомат.
Смысл Истории в дележе самок или жратвы.
У Бога все живы. У Истории все мертвы.

Труднее прочувствовать этот поток,
проходящий через мою
местность, вернее место, на котором стою
и не могу иначе, поскольку в строю
есть только одно, вот это, в третьем ряду,
второе слева, расчерченный школьный двор,
линейка, рапорт, высокий зеленый забор.
Я тебя туда приведу, где эпоха лежит в бреду.

Это поток Истории, как ветерок, шевелит
цветущие кроны каштанов. Пенсионер-замполит
читает газету «Известия». На гармонике инвалид
наяривает «Разлуку». Огромный бронзовый лев
смотрит в упор на львицу. Оба, позеленев,
сливаются с цветом кустарника.
Почувствовать ход времен
труднее в отсутствие лозунгов и знамен,
переходящих из уст в уста проклятых имен.

Или списка героев, выложенного на стене
огромного дома, точней, на его спине.
Кривые стволы японских акаций, крона – зонтом,
ход Истории превращает все это в фантом.
успел оглядеться, прижиться – спасибо на том.

Мать-история шепчет: сынок, отдохни. Приляг.
Но уже играют побудку и поднимают флаг.

verses

***

Смысл Истории заключается в движении масс,
скольжении или кружении вокруг любого из нас,
как пылинок в утреннем, набирающем силу луче,
за которыми наблюдает мальчик по имени Че,
всю ночь читавший Ленина при свече,
и к рассвету вполне постигший примат
материи над сознанием. Под кроватью лежит автомат.
Смысл Истории в дележе самок или жратвы.
У Бога все живы. У Истории все мертвы.

Труднее прочувствовать этот поток,
проходящий через мою
местность, вернее место, на котором стою
и не могу иначе, поскольку в строю
есть только одно, вот это, в третьем ряду,
второе слева, расчерченный школьный двор,
линейка, рапорт, высокий зеленый забор.
Я тебя туда приведу, где эпоха лежит в бреду.

Это поток Истории, как ветерок, шевелит
цветущие кроны каштанов. Пенсионер-замполит
читает газету «Известия». На гармонике инвалид
наяривает «Разлуку». Огромный бронзовый лев
смотрит в упор на львицу. Оба, позеленев,
сливаются с цветом кустарника.
Почувствовать ход времен
труднее в отсутствие лозунгов и знамен,
переходящих из уст в уста проклятых имен.

Или списка героев, выложенного на стене
огромного дома, точней, на его спине.
Кривые стволы японских акаций, крона – зонтом,
ход Истории превращает все это в фантом.
успел оглядеться, прижиться – спасибо на том.

Мать-история шепчет: сынок, отдохни. Приляг.
Но уже играют побудку и поднимают флаг.