ДР

С днем рождения, дорогие saite и terens !

ДР

С днем рождения, дорогие saite и terens !

Переводы из Лао Цзы

51.

Дао рождает вещи,
доблесть питает их..

Вещество придает им форму,
обстоятельства их завершают.

Потому десять тысяч вещей
почитают Дао и славят доблесть,
не ожидая награды
за почитание и прославление:
это – в природе вещей.

Дао рождает Вселенную,
питает ее, поддерживает,
заботится, защищает,
возвращает к истокам,
создает, но не подчиняет,
действует, не ожидая,
ведет, не препятствуя.

Это и есть доблесть,
достигшая глубины.


52.

Имей я лишь крохи знания,
то, следуя Дао,
я боялся бы одного:
уклониться в сторону.

Великий путь прост.
Что за радость людям
в боковых, извилистых тропах,
уводящих от истины?

Дворы подметены чисто,
а поля заросли сорняками,
и закрома пусты.

Одежды пестры, изукрашены,
но никто не рискнет
отправиться в путь безоружным.

Легкомыслие и причуды
государя вошли в поговорку.

А у них одно на уме:
обжорство и обладание.
Много, а им – все мало.

Вот что называют
разбоем и хвастовством,
противодействием Дао.

Переводы из Лао Цзы

51.

Дао рождает вещи,
доблесть питает их..

Вещество придает им форму,
обстоятельства их завершают.

Потому десять тысяч вещей
почитают Дао и славят доблесть,
не ожидая награды
за почитание и прославление:
это – в природе вещей.

Дао рождает Вселенную,
питает ее, поддерживает,
заботится, защищает,
возвращает к истокам,
создает, но не подчиняет,
действует, не ожидая,
ведет, не препятствуя.

Это и есть доблесть,
достигшая глубины.


52.

Имей я лишь крохи знания,
то, следуя Дао,
я боялся бы одного:
уклониться в сторону.

Великий путь прост.
Что за радость людям
в боковых, извилистых тропах,
уводящих от истины?

Дворы подметены чисто,
а поля заросли сорняками,
и закрома пусты.

Одежды пестры, изукрашены,
но никто не рискнет
отправиться в путь безоружным.

Легкомыслие и причуды
государя вошли в поговорку.

А у них одно на уме:
обжорство и обладание.
Много, а им – все мало.

Вот что называют
разбоем и хвастовством,
противодействием Дао.

verses

***

Я уже почти позабыл, как, выпиленные из фанеры
лобзиком и раскрашенные гуашью, юные пионеры
стояли под высоким дощатым зеленым забором,
смотрели прямо перед собой и пели хором.

Я уже почти позабыл пустой небосвод, в котором
гипсовый ангел ходил и смотрел виноватым взором
на дом культуры, стоящий на вершине холма, что замок,
куда вечерами самцы приводили напудренных самок
с намертво склеенными лаком «Прелесть» ломкими волосами,
атласными поясами и прочими чудесами.
Чулки на защепках, когда и на широких подвязках.
Члены политбюро висят в непробудных масках
рядом с картиной «маленький Ленин катается на салазках».


Если еще что-то вспоминается утром пока мне,
так это каменный храм и резьба на камне
над дубовыми воротами, обитыми древней сталью,
и мальчик, стоящий у входа вдвоем со своей печалью.

verses

***

Я уже почти позабыл, как, выпиленные из фанеры
лобзиком и раскрашенные гуашью, юные пионеры
стояли под высоким дощатым зеленым забором,
смотрели прямо перед собой и пели хором.

Я уже почти позабыл пустой небосвод, в котором
гипсовый ангел ходил и смотрел виноватым взором
на дом культуры, стоящий на вершине холма, что замок,
куда вечерами самцы приводили напудренных самок
с намертво склеенными лаком «Прелесть» ломкими волосами,
атласными поясами и прочими чудесами.
Чулки на защепках, когда и на широких подвязках.
Члены политбюро висят в непробудных масках
рядом с картиной «маленький Ленин катается на салазках».


Если еще что-то вспоминается утром пока мне,
так это каменный храм и резьба на камне
над дубовыми воротами, обитыми древней сталью,
и мальчик, стоящий у входа вдвоем со своей печалью.