borkhers | Jul. 15th, 2007

Jul. 15th, 2007

Тут можно было бы вспомнить, как государство (государства) месяцами не платили учителям зарплату, как преподаватели и старшеклассники стояли рядом в подземных переходах, торгуя мелочевкой, криминальную революцию. Да что вспоминать. При таких последствиях причины большого значения уже не имеют.

Расцвел дебилизатор. Его величество сериал (начиная с рабыни Изауры) взял советского и постсоветского человека за горло. Впервые события на экране начали развиваться почти в том же темпе, как в жизни. А тут и ток-шоу подоспели, и Дом-2. Держись, народ! Слышится мне голос: Боря, завязывай, "Менты" идут. Нужно ли завязывать и смотреть "Ментов"? Не сегодня.

5. Должна ли была поэзия спуститься вниз, к народу, чтобы протянуть ему руку и своим унижением приподнять его? Могла ли она выполнить эту почти религиозную задачу? Должны ли были литераторы опять доказать, что поэт в России больше, чем поэт, но меньше, чем зав отделом продуктового магазина?

Может быть, и был у поэзии и литературы подобный нравственный долг. Но она его не выполнила. Честно говоря, и не подумала выполнять. Полигимния решила заняться собой. В то время, когда способность читателя вопринимать художественнный текст стремительно снижалась, средний уровень сложности поэтического текста возрастал, открылись неограниченные возможности для экспериментирования. Как было не воспользоваться свободой? Как не последовать западным образцам? Как не вернуться к многообразию и разноголосице Серебрянного века?

Не так уж узок круг этих поэтов, но страшно далеки они от народа. Может быть, только Иртеньев и Кибиров откровенно забавляли читателя. И Пригов пел мантру на стандартный Пушкинский текст. Ему плохо сейчас - дай Бог ему здоровья.
Концептуалисты как-то прорвали однородный унылый поток почти совершенных литературных текстов, до которых никому не было дела.

Помню огромный концерт в Питерской филармонии в честь 200-летия Пушкина. Хорошие стихи текли рекой со сцены. А. Кушнер торжественно объявил, что поэты ныне пишут лучше, чем в Пушкинские времена. Но публика явно скучала. Оживилась она дважды. В первый раз, когда Наум Коржавин прочел "Балладу об историческом недосыпе": Какая сука разбудила Ленина? Кому мешало, что ребенок спит? Две дамы впереди меня начали спрашивать "Кто это такой?". Я ответил - Коржавин. "А кто это такой?" - не унимались дамы. Второй приступ оживления произошел как раз во время пения приговской мантры.

На Западе принято делить организации на "обслуживающие клиента" и на "обслуживающие себя". На глазах у потрясенного читателя поэзия интровертировалась и ушла иным путем - служить себе самой.

Впрочем, о чем это я? Никакого дела до поэзии читателям к тому времени уже не было.

Это как через десять лет после развода вспоминать кто кого бросил. Поэты читателя или читатели поэтов? Развод состоялся. В результате родилась парадоксальная синкретическая фигура ПОЭТ=ЧИТАТЕЛЬ ПОЭЗИИ.

***

Узкий каменный мост над ущельем дугой.
Кто-то сорвется с него: не ты, так другой.
Не слушай, как на камнях рокочет вода.
Держись середины. Вниз не смотри никогда.

Переход из лесу в лес, от скалы к скале.
По мосту идет человек, как видно навеселе,
пошатывается, бормочет. Не может вспомнить, о ком
он пытается вспомнить. Кому-то грозит кулаком.

Он проснется в доме чужом, подумает: вот те на!
Чужая стройная женщина ему поднесет вина.
Он выйдет во двор, увидит чужое село,
станет к забору, подумает: крепко меня взяло!

Хорошо, что на фоне гор и отвесных скал
разница между домом, который искал
и тем, что обрел, не так уж заметна. Черны
глаза незнакомок. Мужчины с утра пьяны.

Запоешь - подпоют. Если забыл слова,
никто не заметит, если болит голова,
выпьешь еще – и пройдет. Прекрасен цветущий сад.
Жаль, что ночью обрушился мост. А то бы вернулся назад.

Вот, читаю комменты, получается кругом я не прав, культура на высоком уровне, народ все читает, пусть цветут сто цветов, как говаривал председатель Мао.
Помолчу немного, подумаю. Оно и полезно.