***
Всякое время под солнцем, любая эпоха
приспособленная для вещей или событий,
похожа на репродукции из журналов, типа,
«Огонек» или «Смена». С какого бока
ни гляди, увидишь множество нитей,
которые сходятся в центре. Старая липа
во дворе выполняет роль Мирового Древа,
соединяющего землю и поднебесье, точнее,
круг земли в асфальте, поросший убогой травкой
и клочок лазури, очерченный крышами. Слева
направо ласточка угол срезает. Жизнь прочнее,
чем казалось, длиннее, чем очередь перед лавкой
дешевых продуктов питания на пересеченье
Советской Армии и Жуковского. В ладони зажата
мятая трешка или пятерка. Лет через сорок
мы возьмем свое. Но это – слабое утешенье.
Период упадка окрашен багровым светом заката.
Стена давно бы упала, не будь подпорок.
И если б стена упала, всем бы открылся хрупкий
мир городских квартирок: довоенный комодик,
китайская статуэтка головою кивала.
Круглый стол. Венские стулья. Медный пестик со ступкой.
Ходики в виде кошачьей морды давно не ходят.
А когда-то ходили. И время существовало.
Всякое время под солнцем, любая эпоха
приспособленная для вещей или событий,
похожа на репродукции из журналов, типа,
«Огонек» или «Смена». С какого бока
ни гляди, увидишь множество нитей,
которые сходятся в центре. Старая липа
во дворе выполняет роль Мирового Древа,
соединяющего землю и поднебесье, точнее,
круг земли в асфальте, поросший убогой травкой
и клочок лазури, очерченный крышами. Слева
направо ласточка угол срезает. Жизнь прочнее,
чем казалось, длиннее, чем очередь перед лавкой
дешевых продуктов питания на пересеченье
Советской Армии и Жуковского. В ладони зажата
мятая трешка или пятерка. Лет через сорок
мы возьмем свое. Но это – слабое утешенье.
Период упадка окрашен багровым светом заката.
Стена давно бы упала, не будь подпорок.
И если б стена упала, всем бы открылся хрупкий
мир городских квартирок: довоенный комодик,
китайская статуэтка головою кивала.
Круглый стол. Венские стулья. Медный пестик со ступкой.
Ходики в виде кошачьей морды давно не ходят.
А когда-то ходили. И время существовало.