verses

***

Рубаха-парень, рубака-воин, кто-то другой,
типа, стой, кто идет, руки за спину, ровно стой,
сколько раз тебе говорить, не трогай это рукой,
ешь внимательней, косточки, тарелка должна быть пустой,
жизнь должна быть простой, молчи, кому говорят,
не сейчас, а уже, опять не так и не то,
сам знаешь, кто дружно шагает в ряд, сам не рад,
на пьедестале карлик в бетонном пальто,
хотя такая жара. На окне цветы.
Сколько фикусу ждать, сами пьют, его не польют?
Репродуктор-колокол на столбе. Голос из пустоты.
Привет делегатам, идут барбудос, салют.

verses

***

Рубаха-парень, рубака-воин, кто-то другой,
типа, стой, кто идет, руки за спину, ровно стой,
сколько раз тебе говорить, не трогай это рукой,
ешь внимательней, косточки, тарелка должна быть пустой,
жизнь должна быть простой, молчи, кому говорят,
не сейчас, а уже, опять не так и не то,
сам знаешь, кто дружно шагает в ряд, сам не рад,
на пьедестале карлик в бетонном пальто,
хотя такая жара. На окне цветы.
Сколько фикусу ждать, сами пьют, его не польют?
Репродуктор-колокол на столбе. Голос из пустоты.
Привет делегатам, идут барбудос, салют.

verses

***

Представляешь, к нему приехали из Берлина,
наши, но из Германии, хотят у него лечиться,
а он валяется пьяный на зассанном старом матрасе
в углу, а в доме шаром покати, сынок-наркоман все вынес,
прежде чем сесть в тюрьму, и запах, ты понимаешь,
а эти люди говорят: приведите его в порядок,
мы хотим у него лечиться,
неделю живут в гостинице, пока его там промывают
и вправляют ему мозги, он выходит,
что называется, с пылу – с жару, возлагает руки
на этих немецких, вернее, наших, но из Германии,
как ни крути, а придурков, и что-то шепчет,
заваривает им травки, собранные по китайским рецептам,
вернее, купленные в аптеке на углу, но какое дело
кому откуда трава, им становится лучше, целой семейке.

Они отвалили ему целое состояние. Он, конечно,
прикупил себе мебель, старую, но приличную, сделал
кой-какой ремонт, обошел мастерские
знакомых художников, как водится, получил в подарок
от каждого по картинке, а от кого и по две, развесил по стенам,
он говорил, что напрасно переклеил обои,
картинки бы скрыли пятна, все обошлось бы дешевле.
Представляешь, я прихожу к нему, а он курит сигару,
развалившись в кресле, смотрит на стены, на книги,
он даже книги купил у одного отъезжанта, скопом, начал
их расставлять по полкам, но вскоре забросил.
Заходи, говорит, посмотри на мое хозяйство.
Когда снова запью – будет что выносить из квартиры!

verses

***

Представляешь, к нему приехали из Берлина,
наши, но из Германии, хотят у него лечиться,
а он валяется пьяный на зассанном старом матрасе
в углу, а в доме шаром покати, сынок-наркоман все вынес,
прежде чем сесть в тюрьму, и запах, ты понимаешь,
а эти люди говорят: приведите его в порядок,
мы хотим у него лечиться,
неделю живут в гостинице, пока его там промывают
и вправляют ему мозги, он выходит,
что называется, с пылу – с жару, возлагает руки
на этих немецких, вернее, наших, но из Германии,
как ни крути, а придурков, и что-то шепчет,
заваривает им травки, собранные по китайским рецептам,
вернее, купленные в аптеке на углу, но какое дело
кому откуда трава, им становится лучше, целой семейке.

Они отвалили ему целое состояние. Он, конечно,
прикупил себе мебель, старую, но приличную, сделал
кой-какой ремонт, обошел мастерские
знакомых художников, как водится, получил в подарок
от каждого по картинке, а от кого и по две, развесил по стенам,
он говорил, что напрасно переклеил обои,
картинки бы скрыли пятна, все обошлось бы дешевле.
Представляешь, я прихожу к нему, а он курит сигару,
развалившись в кресле, смотрит на стены, на книги,
он даже книги купил у одного отъезжанта, скопом, начал
их расставлять по полкам, но вскоре забросил.
Заходи, говорит, посмотри на мое хозяйство.
Когда снова запью – будет что выносить из квартиры!