![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Jan. 15th, 2008
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif){kind=small}
***
В ту зиму море замерзло до самого пирса.
Лед сверкал на прибрежных камнях
под холодным январским солнцем.
Снег хрустел под ногами.
Снег поверх песка. Непривычно видеть
столько птичьих следов на снегу. Голодные чайки
тут бродили стаями прежде, чем перебраться
в город, поближе к мусорке. В ту зиму
даже по воскресеньям парк и пляж были безлюдны.
А они приходили сюда вдвоем, аппарат «Зоркий»
был заряжен слайдовой пленкой. Они снимали
друг друга на фоне обледеневших скалок,
заснеженного пляжа, замерзшего моря,
деревьев, ветви которых согнулись под грузом снега.
Слишком много белого. Воротник и шапка
у нее тоже были из белого меха,
и пальто было светлым, его пошили
совсем недавно. Она щурилась и улыбалась.
Потом проявляли пленку и нарезали
ее по кадрам. Каждый слайд помещался в рамку
из серой пластмассы. Потом доставали
экран, свернутый в трубку и слайдопроектор.
И белые кадры мелькали на белом экране
с каждым годом все больше сливаясь с фоном,
потому что проектор легко накалялся
и слайды не выдерживали температуры,
особенно зимние слайды – это понятно.
Уход в белое – так называется этот прием
в кино. Уход в белое. Или я ошибаюсь?
В ту зиму море замерзло до самого пирса.
Лед сверкал на прибрежных камнях
под холодным январским солнцем.
Снег хрустел под ногами.
Снег поверх песка. Непривычно видеть
столько птичьих следов на снегу. Голодные чайки
тут бродили стаями прежде, чем перебраться
в город, поближе к мусорке. В ту зиму
даже по воскресеньям парк и пляж были безлюдны.
А они приходили сюда вдвоем, аппарат «Зоркий»
был заряжен слайдовой пленкой. Они снимали
друг друга на фоне обледеневших скалок,
заснеженного пляжа, замерзшего моря,
деревьев, ветви которых согнулись под грузом снега.
Слишком много белого. Воротник и шапка
у нее тоже были из белого меха,
и пальто было светлым, его пошили
совсем недавно. Она щурилась и улыбалась.
Потом проявляли пленку и нарезали
ее по кадрам. Каждый слайд помещался в рамку
из серой пластмассы. Потом доставали
экран, свернутый в трубку и слайдопроектор.
И белые кадры мелькали на белом экране
с каждым годом все больше сливаясь с фоном,
потому что проектор легко накалялся
и слайды не выдерживали температуры,
особенно зимние слайды – это понятно.
Уход в белое – так называется этот прием
в кино. Уход в белое. Или я ошибаюсь?
***
В ту зиму море замерзло до самого пирса.
Лед сверкал на прибрежных камнях
под холодным январским солнцем.
Снег хрустел под ногами.
Снег поверх песка. Непривычно видеть
столько птичьих следов на снегу. Голодные чайки
тут бродили стаями прежде, чем перебраться
в город, поближе к мусорке. В ту зиму
даже по воскресеньям парк и пляж были безлюдны.
А они приходили сюда вдвоем, аппарат «Зоркий»
был заряжен слайдовой пленкой. Они снимали
друг друга на фоне обледеневших скалок,
заснеженного пляжа, замерзшего моря,
деревьев, ветви которых согнулись под грузом снега.
Слишком много белого. Воротник и шапка
у нее тоже были из белого меха,
и пальто было светлым, его пошили
совсем недавно. Она щурилась и улыбалась.
Потом проявляли пленку и нарезали
ее по кадрам. Каждый слайд помещался в рамку
из серой пластмассы. Потом доставали
экран, свернутый в трубку и слайдопроектор.
И белые кадры мелькали на белом экране
с каждым годом все больше сливаясь с фоном,
потому что проектор легко накалялся
и слайды не выдерживали температуры,
особенно зимние слайды – это понятно.
Уход в белое – так называется этот прием
в кино. Уход в белое. Или я ошибаюсь?
В ту зиму море замерзло до самого пирса.
Лед сверкал на прибрежных камнях
под холодным январским солнцем.
Снег хрустел под ногами.
Снег поверх песка. Непривычно видеть
столько птичьих следов на снегу. Голодные чайки
тут бродили стаями прежде, чем перебраться
в город, поближе к мусорке. В ту зиму
даже по воскресеньям парк и пляж были безлюдны.
А они приходили сюда вдвоем, аппарат «Зоркий»
был заряжен слайдовой пленкой. Они снимали
друг друга на фоне обледеневших скалок,
заснеженного пляжа, замерзшего моря,
деревьев, ветви которых согнулись под грузом снега.
Слишком много белого. Воротник и шапка
у нее тоже были из белого меха,
и пальто было светлым, его пошили
совсем недавно. Она щурилась и улыбалась.
Потом проявляли пленку и нарезали
ее по кадрам. Каждый слайд помещался в рамку
из серой пластмассы. Потом доставали
экран, свернутый в трубку и слайдопроектор.
И белые кадры мелькали на белом экране
с каждым годом все больше сливаясь с фоном,
потому что проектор легко накалялся
и слайды не выдерживали температуры,
особенно зимние слайды – это понятно.
Уход в белое – так называется этот прием
в кино. Уход в белое. Или я ошибаюсь?
День памяти св. Серафима. Стихи 2006 г.
Jan. 15th, 2008 09:04 am
Святой Серафим Саровский
(Палех, начало XX века)
Ударят к вечерне в Дивееве и Сарове.
Окунувшись в омут, младенца родит царица.
Вся страна услышит шелест прозрачной крови,
которая все течет, не в силах остановиться.
Разве только забормочет ее великан из Сибири,
разве только прольют ее в упор из нагана,
разве только свечку зажжет у рукописной Псалтири
чтец-декламатор, хлебнув чумы из стакана.
Разве только годы вплотную ушедшего века
перетасуют и раздадут в случайном порядке,
что карты старой колоды. Игра называется сека.
Меч не сечет генсека. Останки-остатки сладки.
И для чего было молить на коленях, на круглом камне,
посреди лужайки в сердцевине лиственной чащи?
Рука Господня с чашей мерещится издалека мне.
Да минует нас чаша сия. И то, что в чаше.
Лижет медведь руку сгорбленному монаху.
Чтец-декламатор читает: «Доколе? Доколе,
Боже, забудеши мя, словно малую птаху?»
Поднимусь с колен. Выйду в чистое поле.
Скошена озимь. Судя по всем приметам —
ударившись оземь, плоть обернется светом.
Истина невыносима. Ошибка непоправима.
Ох, запоют Пасху Христову засушливым летом,
понесут по Руси кости убогого Серафима.
День памяти св. Серафима. Стихи 2006 г.
Jan. 15th, 2008 09:04 amСвятой Серафим Саровский
(Палех, начало XX века)
Ударят к вечерне в Дивееве и Сарове.
Окунувшись в омут, младенца родит царица.
Вся страна услышит шелест прозрачной крови,
которая все течет, не в силах остановиться.
Разве только забормочет ее великан из Сибири,
разве только прольют ее в упор из нагана,
разве только свечку зажжет у рукописной Псалтири
чтец-декламатор, хлебнув чумы из стакана.
Разве только годы вплотную ушедшего века
перетасуют и раздадут в случайном порядке,
что карты старой колоды. Игра называется сека.
Меч не сечет генсека. Останки-остатки сладки.
И для чего было молить на коленях, на круглом камне,
посреди лужайки в сердцевине лиственной чащи?
Рука Господня с чашей мерещится издалека мне.
Да минует нас чаша сия. И то, что в чаше.
Лижет медведь руку сгорбленному монаху.
Чтец-декламатор читает: «Доколе? Доколе,
Боже, забудеши мя, словно малую птаху?»
Поднимусь с колен. Выйду в чистое поле.
Скошена озимь. Судя по всем приметам —
ударившись оземь, плоть обернется светом.
Истина невыносима. Ошибка непоправима.
Ох, запоют Пасху Христову засушливым летом,
понесут по Руси кости убогого Серафима.
День рождения Осипа Мандельштама
Jan. 15th, 2008 04:25 pm
"Я проснулся в колыбели,
черным солнцем осиян."