В старых парках строили искуственные руины:
не хватало терпения дождаться, когда
все рухнет и зарастет, и слой буроватой тины
покроет песчаное дно пруда.
И зеркальные карпы состарятся, и лениво
будут двигать жабрами у поверхности. Ты
скрючишься на скамейке, какое-то чтиво
держа перед глазами. Карпы круглые рты,
украшенные плотными усиками, поднимают
над поверхностью, воздух глотают, потом опять
вглубь. Рассказал бы им. Но они понимают
не больше чем сам ты способен понять.
И ты говоришь сам себе, а кому еще, шевелишь губами
не хуже зеркального карпа. Мысли плетут
тонкую сеть. Птицы с покатыми лбами
горбятся на ветвях. Что происходит тут,
где все преднамеренно рушится вот уже двести
лет, где ложногреческий мрамор и сумрак аллей,
мостик, беседка, плакучая ива, и все это вместе
шепчет: других не жалел – себя не жалей.
Нашел чем нас удивить! Одышка в покое?
В глазах темнеет? Сердце частит?.
Поздно ли, рано ли, а совершишь такое,
чего тебе уже никто не простит.
не хватало терпения дождаться, когда
все рухнет и зарастет, и слой буроватой тины
покроет песчаное дно пруда.
И зеркальные карпы состарятся, и лениво
будут двигать жабрами у поверхности. Ты
скрючишься на скамейке, какое-то чтиво
держа перед глазами. Карпы круглые рты,
украшенные плотными усиками, поднимают
над поверхностью, воздух глотают, потом опять
вглубь. Рассказал бы им. Но они понимают
не больше чем сам ты способен понять.
И ты говоришь сам себе, а кому еще, шевелишь губами
не хуже зеркального карпа. Мысли плетут
тонкую сеть. Птицы с покатыми лбами
горбятся на ветвях. Что происходит тут,
где все преднамеренно рушится вот уже двести
лет, где ложногреческий мрамор и сумрак аллей,
мостик, беседка, плакучая ива, и все это вместе
шепчет: других не жалел – себя не жалей.
Нашел чем нас удивить! Одышка в покое?
В глазах темнеет? Сердце частит?.
Поздно ли, рано ли, а совершишь такое,
чего тебе уже никто не простит.