![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
***
Тем хороша провинция, что и ей когда-то
случалось быть страной, столицей, что у нее
есть история. Даже несколько. Всякий раз
кратковременная, после очередного захвата
варварами, арианами, католиками, ввергаемая в небытие,
распадающаяся на фрагменты. Подкоп и лаз,
пролом, обман, удушенье подушкой царька вместе
с детьми по обвиненью в измене себе самому, потом
палач оказался мудрым правителем, все подряд
до сих пор вспоминают о нем, как о человеке чести,
как зеницу ока хранят его разрушенный дом
вот уже полторы тясячи лет. Массивный фасад
сохранился, ступени, колонны, провалы окон,
кладка, черная от пожаров, что в погожие дни
особо заметно. В трех кварталах его мавзолей,
загаженный голубями. Правитель. Был ли жесток он?
Скорее, практичен, как впрочем, и все они.
Хочешь жить спокойно – никого не жалей.
И город замер. Безденежьем, однообразьем,
скукой, чумой или черной оспой не объяснишь
того, что случилось, маленькие дома
рушатся и отстраиваются. Всякий раз им
не хватает прочности. Исчезают из ниш
бюсты понтификов, в библиотеке тома
пылятся без дела. Единственная галерея
посещается редко, все больше грабителями, но им
перепадает мало. Остается вокзал – туда
приходят развлечься старушки, грея
кости в кафе, так лучше, часок посидим
и мы за пластиковыми столами. Потом поезда
развезут нас, грешных, куда попало,
туда, где можно дышать, где заживо гнить
не столь естественно, как на родине, в городке,
где все когда-то было, но все пропало,
осталось лишь время, чтобы повременить,
да память о прошлом, выставленная на лотке.
Тем хороша провинция, что и ей когда-то
случалось быть страной, столицей, что у нее
есть история. Даже несколько. Всякий раз
кратковременная, после очередного захвата
варварами, арианами, католиками, ввергаемая в небытие,
распадающаяся на фрагменты. Подкоп и лаз,
пролом, обман, удушенье подушкой царька вместе
с детьми по обвиненью в измене себе самому, потом
палач оказался мудрым правителем, все подряд
до сих пор вспоминают о нем, как о человеке чести,
как зеницу ока хранят его разрушенный дом
вот уже полторы тясячи лет. Массивный фасад
сохранился, ступени, колонны, провалы окон,
кладка, черная от пожаров, что в погожие дни
особо заметно. В трех кварталах его мавзолей,
загаженный голубями. Правитель. Был ли жесток он?
Скорее, практичен, как впрочем, и все они.
Хочешь жить спокойно – никого не жалей.
И город замер. Безденежьем, однообразьем,
скукой, чумой или черной оспой не объяснишь
того, что случилось, маленькие дома
рушатся и отстраиваются. Всякий раз им
не хватает прочности. Исчезают из ниш
бюсты понтификов, в библиотеке тома
пылятся без дела. Единственная галерея
посещается редко, все больше грабителями, но им
перепадает мало. Остается вокзал – туда
приходят развлечься старушки, грея
кости в кафе, так лучше, часок посидим
и мы за пластиковыми столами. Потом поезда
развезут нас, грешных, куда попало,
туда, где можно дышать, где заживо гнить
не столь естественно, как на родине, в городке,
где все когда-то было, но все пропало,
осталось лишь время, чтобы повременить,
да память о прошлом, выставленная на лотке.
