***
Мы единственные постояльцы в окрашенном охрой
двухэтажном домике – фористерии у самой ограды
виллы Мирафиори. Ходим по слежавшйся, мокрой
палой листве, мелкой гальке. Британские технократы,
помешавшиеся на Конан – Дойле и его прозорливом герое
съехали позавчера, завещав металлический чайник
и увядший цветок. Сквозь серое небо порою
проглянет бледное солнце. В начальных
днях декабря, непривычном бездельи – особая прелесть,
в неизбежном вечернем дожде и утреннем птичьем гаме.
Монумент во славу Отечества здесь называют «Вставная челюсть».
Листьев все же больше над головою, чем под ногами.
Ежедневно восходим ко храмам, не считая ступеней
истории средних веков, отданной епископам и тиранам.
Два месяца мы гостим у птиц, камней и растений.
Люди тоже встречаются. И это кажется странным.
Мы единственные постояльцы в окрашенном охрой
двухэтажном домике – фористерии у самой ограды
виллы Мирафиори. Ходим по слежавшйся, мокрой
палой листве, мелкой гальке. Британские технократы,
помешавшиеся на Конан – Дойле и его прозорливом герое
съехали позавчера, завещав металлический чайник
и увядший цветок. Сквозь серое небо порою
проглянет бледное солнце. В начальных
днях декабря, непривычном бездельи – особая прелесть,
в неизбежном вечернем дожде и утреннем птичьем гаме.
Монумент во славу Отечества здесь называют «Вставная челюсть».
Листьев все же больше над головою, чем под ногами.
Ежедневно восходим ко храмам, не считая ступеней
истории средних веков, отданной епископам и тиранам.
Два месяца мы гостим у птиц, камней и растений.
Люди тоже встречаются. И это кажется странным.