***
Рассказываю миссионеру из Оклахомы,
приехавшему на постсоветские земли
исправлять ошибки, допущенные
св. апостолом Андреем Первозванным
и св. благоверным равноапостольным князем Владимиром,
о сути праздника Крестовоздвижения.
*
Вот, лежат на Голгофе три креста,
извлеченные из земли в результате
одной из первых в мире археологических экспедиций,
предпринятой царицей Еленой.
Вот на кресты поочередно укладывают покойника.
На одном из крестов покойник воскресает.
Это и есть Тот Самый Крест.
Крест приподнимают над землей,
воздвигают.
*
Миссионер смеется.
Он говорит, что это был эксперимент,
проведенный по правилам науки,
и религия тут не имеет значения.
*
Пусть так, соглашаюсь я,
но оцените смелость гипотезы,
выдвинутой св. царицей Еленой -
орудие смерти, на котором умер Спаситель,
должно сохранить отпечаток Его страданий,
Его жизни,
и теперь должно отдавать эту жизнь,
излучать ее,
чтобы все, как написано, могли иметь жизнь
и иметь с избытком.
*
И где теперь этот крест? - улыбается миссионер.
*
А где Скрижали Завета? - отвечаю я
вопросом на вопрос,
как подобает одесситу.
И добавляю - мне кажется, что ангелы,
пронося Крест над крещеным миром,
то есть, над Горним Иерусалимом,
выронили его из рук, и крест упал,
и разбился на тысячи фрагментов.
Теперь частицы Креста в драгоценных реликвариях
разбросаны по всему миру.
*
Миссионер смеется -
если сложить все эти частицы вместе,
получился бы Крест огромных размеров,
совсем, как в детском стишке:
"Кабы реки и озера
слить бы в озеро одно,
а из всех деревьев бора
сделать дерево одно..."
*
Этот Крест - отвечаю я,
воплощал бы величие Крестной жертвы.
Умножил же Господь хлеба, чтобы насытить слушающих!
*
Вы - софист, смеется миссионер,
софист, а не христианин.
По крайней мере, когда говорите эти слова.
Мы выпиваем по чашке скверного кофе
на углу Дерибасовской и Екатерининской,
тогда еще - имени Карла Маркса.
Мы прощаемся, и я иду
по освещенной сентябрьским солнцем улице,
напевая "Спаси, Господи, люди Твоя".
Напеваю тихо, никто не слышит.
Рассказываю миссионеру из Оклахомы,
приехавшему на постсоветские земли
исправлять ошибки, допущенные
св. апостолом Андреем Первозванным
и св. благоверным равноапостольным князем Владимиром,
о сути праздника Крестовоздвижения.
*
Вот, лежат на Голгофе три креста,
извлеченные из земли в результате
одной из первых в мире археологических экспедиций,
предпринятой царицей Еленой.
Вот на кресты поочередно укладывают покойника.
На одном из крестов покойник воскресает.
Это и есть Тот Самый Крест.
Крест приподнимают над землей,
воздвигают.
*
Миссионер смеется.
Он говорит, что это был эксперимент,
проведенный по правилам науки,
и религия тут не имеет значения.
*
Пусть так, соглашаюсь я,
но оцените смелость гипотезы,
выдвинутой св. царицей Еленой -
орудие смерти, на котором умер Спаситель,
должно сохранить отпечаток Его страданий,
Его жизни,
и теперь должно отдавать эту жизнь,
излучать ее,
чтобы все, как написано, могли иметь жизнь
и иметь с избытком.
*
И где теперь этот крест? - улыбается миссионер.
*
А где Скрижали Завета? - отвечаю я
вопросом на вопрос,
как подобает одесситу.
И добавляю - мне кажется, что ангелы,
пронося Крест над крещеным миром,
то есть, над Горним Иерусалимом,
выронили его из рук, и крест упал,
и разбился на тысячи фрагментов.
Теперь частицы Креста в драгоценных реликвариях
разбросаны по всему миру.
*
Миссионер смеется -
если сложить все эти частицы вместе,
получился бы Крест огромных размеров,
совсем, как в детском стишке:
"Кабы реки и озера
слить бы в озеро одно,
а из всех деревьев бора
сделать дерево одно..."
*
Этот Крест - отвечаю я,
воплощал бы величие Крестной жертвы.
Умножил же Господь хлеба, чтобы насытить слушающих!
*
Вы - софист, смеется миссионер,
софист, а не христианин.
По крайней мере, когда говорите эти слова.
Мы выпиваем по чашке скверного кофе
на углу Дерибасовской и Екатерининской,
тогда еще - имени Карла Маркса.
Мы прощаемся, и я иду
по освещенной сентябрьским солнцем улице,
напевая "Спаси, Господи, люди Твоя".
Напеваю тихо, никто не слышит.