verses

***

Привез домой однорукий солдат
перчатку от рыцарских лат.
Хорош протез, хоть тяжеловат.
Солдат хоть с какой, но с рукой.

А в замке, над темно-серой рекой,
однорукий рыцарь в зале пустой
глядит в окно на закат.

На огромной стене - оленьи рога,
и портреты предков - за пять веков
накопилось немало - образ врага.
Возвращается медленно в берега
сраженье, вышедшее из берегов.

В деревне родной солдату хлеб-соль,
в железной руке - фантомная боль,
и крутится в голове
немецкая песенка про Лили.
Пряный дух идет от земли,
весна шелестит в траве.

Привез трофей, получается - вор.
Беленая хата, просторный двор,
а в хате, на глинобитном полу
лежит немецкий ковер.

Солдат накручивает патефон
левой рукой, меняет иглу,
но слышен лишь треск и протяжный стон,
глухие взрывы и грай ворон.

Солдат протезом стучит по столу
и видит - стальная кисть
приходит в движенье, не зная как,
солдат разжимает железный кулак,
опять сжимает. И думает - вдруг
увидел бы это убитый друг!
Да нет. Не увидит - ни в жисть!

verses

***

Привез домой однорукий солдат
перчатку от рыцарских лат.
Хорош протез, хоть тяжеловат.
Солдат хоть с какой, но с рукой.

А в замке, над темно-серой рекой,
однорукий рыцарь в зале пустой
глядит в окно на закат.

На огромной стене - оленьи рога,
и портреты предков - за пять веков
накопилось немало - образ врага.
Возвращается медленно в берега
сраженье, вышедшее из берегов.

В деревне родной солдату хлеб-соль,
в железной руке - фантомная боль,
и крутится в голове
немецкая песенка про Лили.
Пряный дух идет от земли,
весна шелестит в траве.

Привез трофей, получается - вор.
Беленая хата, просторный двор,
а в хате, на глинобитном полу
лежит немецкий ковер.

Солдат накручивает патефон
левой рукой, меняет иглу,
но слышен лишь треск и протяжный стон,
глухие взрывы и грай ворон.

Солдат протезом стучит по столу
и видит - стальная кисть
приходит в движенье, не зная как,
солдат разжимает железный кулак,
опять сжимает. И думает - вдруг
увидел бы это убитый друг!
Да нет. Не увидит - ни в жисть!

verses

***

А вот и змий о трех головах,
средоточие всяческих зол.
Воротники, все, как есть, в кружевах,
золотом шит камзол.

Сапожки сафьяновы, хвост торчит
из белых упругих лосин.
Змий пьет вино - немного горчит,
халтурит подлец-грузин.

Вот в прежние дни - вино хванчкара,
папироски - герцеговина-флор,
много лет прошло, а все, как вчера,
и помнится до сих пор.

Солдаты послушны, добры доктора,
непреклонен стражника взор.

Хорошо, что у змия три головы,
а мысль в головах одна.
Хорошо, что выбриты наголо вы
и подстрижена вся страна,
что застегнуты наглухо воротнички,
и до упора узлы
полосатых галстуков, и очки
блестят, и рубашки белы.

Хорошо, что пиджаки черны,
что начищены сапоги,
что позорному прошлому мы верны,
что у кошки - четыре ноги.

Трон золотой на бронзовых львах.
На брюхе лежат князья.
На троне змий - о трех головах,
чего ж вам еще, друзья?

verses

***

А вот и змий о трех головах,
средоточие всяческих зол.
Воротники, все, как есть, в кружевах,
золотом шит камзол.

Сапожки сафьяновы, хвост торчит
из белых упругих лосин.
Змий пьет вино - немного горчит,
халтурит подлец-грузин.

Вот в прежние дни - вино хванчкара,
папироски - герцеговина-флор,
много лет прошло, а все, как вчера,
и помнится до сих пор.

Солдаты послушны, добры доктора,
непреклонен стражника взор.

Хорошо, что у змия три головы,
а мысль в головах одна.
Хорошо, что выбриты наголо вы
и подстрижена вся страна,
что застегнуты наглухо воротнички,
и до упора узлы
полосатых галстуков, и очки
блестят, и рубашки белы.

Хорошо, что пиджаки черны,
что начищены сапоги,
что позорному прошлому мы верны,
что у кошки - четыре ноги.

Трон золотой на бронзовых львах.
На брюхе лежат князья.
На троне змий - о трех головах,
чего ж вам еще, друзья?