verses

***

Когда бесплотные тени ушедших перевешивают плоть
оставшихся, корява и шестипала
выходит старость, чтобы Историю прополоть,
неухоженную, заросшую чем попало.

Ходит согнувшись, как бабы моют полы,
за собой оставляя убогие грядки - чахлые всходы.
Труд из-под палки, торговля из-под полы,
вести с полей, где мирно пасутся народы.

Ты тоже ходил по пастбищу, тянулся губами к траве,
зеленую мякоть перетирал боковыми зубами,
звенел колокольчиком, глядел как бодаются две
Империи твердыми, бугристыми, бычьими лбами.

Ты читал о Пастыре Добром, но не чувствовал никогда
руку Его на холке, жезл Его или посох
не направлял тебя, не смирял, в аду не знают стыда.
Огромные города стоят по пояс в отбросах.

Воет Зверь - не может вспомнить он своего числа.
Набирают силу светила перед последним восходом.
Долиною смертной тени, не опасаясь зла,
бреду к тучным пажитям, чистым водам.

verses

***

Когда бесплотные тени ушедших перевешивают плоть
оставшихся, корява и шестипала
выходит старость, чтобы Историю прополоть,
неухоженную, заросшую чем попало.

Ходит согнувшись, как бабы моют полы,
за собой оставляя убогие грядки - чахлые всходы.
Труд из-под палки, торговля из-под полы,
вести с полей, где мирно пасутся народы.

Ты тоже ходил по пастбищу, тянулся губами к траве,
зеленую мякоть перетирал боковыми зубами,
звенел колокольчиком, глядел как бодаются две
Империи твердыми, бугристыми, бычьими лбами.

Ты читал о Пастыре Добром, но не чувствовал никогда
руку Его на холке, жезл Его или посох
не направлял тебя, не смирял, в аду не знают стыда.
Огромные города стоят по пояс в отбросах.

Воет Зверь - не может вспомнить он своего числа.
Набирают силу светила перед последним восходом.
Долиною смертной тени, не опасаясь зла,
бреду к тучным пажитям, чистым водам.