Из архива

Зима
* * *
Призрак разрушенного собора
держит небо на трех золотых крестах.
Четырехслойные звуки хора
стоят на своих местах.

Благослови, душе, во гробе зряще,
Господи, воззвах Тебе, — блажен муж.
В небе ни облачка, и слепящее
солнце сияет из черных луж.

Глаз не поднять. Впереди — мельтешение.
Оттепель — обманка посреди зимы.
Богу во славу, родителям во утешение,
себе на погибель выросли мы.

Плечи расправили, души расплавили,
дар отцовский растратили до гроша.
Никто не скажет — ошиблись, правы ли,
ни одна живая душа.

( Read more... )

Из архива

Зима
* * *
Призрак разрушенного собора
держит небо на трех золотых крестах.
Четырехслойные звуки хора
стоят на своих местах.

Благослови, душе, во гробе зряще,
Господи, воззвах Тебе, — блажен муж.
В небе ни облачка, и слепящее
солнце сияет из черных луж.

Глаз не поднять. Впереди — мельтешение.
Оттепель — обманка посреди зимы.
Богу во славу, родителям во утешение,
себе на погибель выросли мы.

Плечи расправили, души расплавили,
дар отцовский растратили до гроша.
Никто не скажет — ошиблись, правы ли,
ни одна живая душа.

( Read more... )

verses

***

застекленная галерея получается коридор
по которому бегают крысы во весь опор
второй и последний этаж крыша ржавая жесть
пока еще никто не вышел строить и месть
партия скажет надо комсомол отвечает есть

комсомол отвечает хочется нежности но
никакого соития как в буржуазном кино
сначала в загс и только потом в постель
и это средство для деторождения а не цель
пройдет девять месяцев закачается колыбель

над бездной как написал набоков но об этом никто
не догадывается отдают в перелицовку пальто
отмечают красною меткой простыни уголок
взгляд прозрачный младенца смотрит сквозь потолок
в пространство тянущееся как яичный белок

в нем увязают бомбовозы и просто ту
сто четыре по форме уподобляющиеся кресту
фаршированному пассажирами пристегните ремни
улыбается стюардесса боже царя храни
что сделаю я иисусу распни восклицают распни

кровь его на нас и на детях наших во веки веков
двухмоторный крест пробирается меж облаков
младенец видит все это тянет ручку к тому
кто свел родителей вместе и жизнь подарил ему
кто вывел его из тьмы и уведет во тьму

verses

***

застекленная галерея получается коридор
по которому бегают крысы во весь опор
второй и последний этаж крыша ржавая жесть
пока еще никто не вышел строить и месть
партия скажет надо комсомол отвечает есть

комсомол отвечает хочется нежности но
никакого соития как в буржуазном кино
сначала в загс и только потом в постель
и это средство для деторождения а не цель
пройдет девять месяцев закачается колыбель

над бездной как написал набоков но об этом никто
не догадывается отдают в перелицовку пальто
отмечают красною меткой простыни уголок
взгляд прозрачный младенца смотрит сквозь потолок
в пространство тянущееся как яичный белок

в нем увязают бомбовозы и просто ту
сто четыре по форме уподобляющиеся кресту
фаршированному пассажирами пристегните ремни
улыбается стюардесса боже царя храни
что сделаю я иисусу распни восклицают распни

кровь его на нас и на детях наших во веки веков
двухмоторный крест пробирается меж облаков
младенец видит все это тянет ручку к тому
кто свел родителей вместе и жизнь подарил ему
кто вывел его из тьмы и уведет во тьму

кролик кот и хомяк на бельских просторах(кулинарные рецепты)

Очередное блюдо от Анкудинова:


"Лучше уж критикам не выходить за пределы «жанровой литературы». Вот, к примеру, Дмитрий Бак длит свой проект «Сто поэтов начала столетия», пишет о тех поэтах, о которых положено писать, – о Белле Ахмадулиной, Юрии Арабове и Борисе Херсонском. Дмитрий Бак – филолог-профессионал. Но для того чтобы сделать жаркое из кролика, потребен кролик, а не кот или хомяк. Увы, некогда великолепная Ахмадулина в новом столетии стала тенью себя, Херсонский безнадежно вторичен, а поэзию Юрия Арабова вообще нечем помянуть. Но как скажешь об этом? Низзя! Вот и приходится интеллигентному Д. Баку вымучивать из себя комплименты. Как заметил поэт, «тонет муха в сладости в банке на окне, нету в этом радости ни мухе, ни мне»."

Хорошо что мой нос длиннее ушей, что я не могу
хомячить по десять морковок в один присест.
А то, боюсь, Дмитрий Бак из меня приготовит рагу
и тогда, трепещу!, - Кирилл Анкудинов меня съест.

кролик кот и хомяк на бельских просторах(кулинарные рецепты)

Очередное блюдо от Анкудинова:


"Лучше уж критикам не выходить за пределы «жанровой литературы». Вот, к примеру, Дмитрий Бак длит свой проект «Сто поэтов начала столетия», пишет о тех поэтах, о которых положено писать, – о Белле Ахмадулиной, Юрии Арабове и Борисе Херсонском. Дмитрий Бак – филолог-профессионал. Но для того чтобы сделать жаркое из кролика, потребен кролик, а не кот или хомяк. Увы, некогда великолепная Ахмадулина в новом столетии стала тенью себя, Херсонский безнадежно вторичен, а поэзию Юрия Арабова вообще нечем помянуть. Но как скажешь об этом? Низзя! Вот и приходится интеллигентному Д. Баку вымучивать из себя комплименты. Как заметил поэт, «тонет муха в сладости в банке на окне, нету в этом радости ни мухе, ни мне»."

Хорошо что мой нос длиннее ушей, что я не могу
хомячить по десять морковок в один присест.
А то, боюсь, Дмитрий Бак из меня приготовит рагу
и тогда, трепещу!, - Кирилл Анкудинов меня съест.

Посвящается Дарвину

***
Сам по себе возник
мыслящий сей тростник.

Сам по себе на горле нарос кадык.
Сам по себе изо рта выдвинулся язык.

Сама по себе рука из плеча и нога из бедра
Сам по себе пищевод пробрался во мрак нутра.

Все само по себе взялось,
само по себе срослось.

На палочке эскимо
образовалось само.

И Дарвин - старик седой
состарился сам собой.

Идет, бородой трясет,
обезьянку в кармашке несет.

Посвящается Дарвину

***
Сам по себе возник
мыслящий сей тростник.

Сам по себе на горле нарос кадык.
Сам по себе изо рта выдвинулся язык.

Сама по себе рука из плеча и нога из бедра
Сам по себе пищевод пробрался во мрак нутра.

Все само по себе взялось,
само по себе срослось.

На палочке эскимо
образовалось само.

И Дарвин - старик седой
состарился сам собой.

Идет, бородой трясет,
обезьянку в кармашке несет.