***
Лохотрон в подземном, мать его, переходе:
подходит баба, говорит, ты выиграл, к примеру - видик.
Нечто гнилое расцвело-прижилось в народе.
Каждый второй - алкаш или паралитик.
Любое столетье кончается вырожденьем, как будто
эпоха заботится, чтобы о ней не жалели.
Привокзальная, мать ее, площадь. Фанерная будка.
Инвалид-афганец в советской солдатской шинели.
Всё - на месте, но все поменялись местами.
Чем-то торгуют, сводят концы с концами, баулы тащат.
Например, планетарий снова украшен крестами,
а у входа в наколках сидят пацаны и глаза таращат.
А платаны не изменились, кроны кишат грачами.
Последний снег на газонах и крышах тает.
Даже ночи светлее, но кто же гуляет ночами,
даже если не спится и воздуха не хватает.
Лохотрон в подземном, мать его, переходе:
подходит баба, говорит, ты выиграл, к примеру - видик.
Нечто гнилое расцвело-прижилось в народе.
Каждый второй - алкаш или паралитик.
Любое столетье кончается вырожденьем, как будто
эпоха заботится, чтобы о ней не жалели.
Привокзальная, мать ее, площадь. Фанерная будка.
Инвалид-афганец в советской солдатской шинели.
Всё - на месте, но все поменялись местами.
Чем-то торгуют, сводят концы с концами, баулы тащат.
Например, планетарий снова украшен крестами,
а у входа в наколках сидят пацаны и глаза таращат.
А платаны не изменились, кроны кишат грачами.
Последний снег на газонах и крышах тает.
Даже ночи светлее, но кто же гуляет ночами,
даже если не спится и воздуха не хватает.