borkhers | Jun. 13th, 2012

Jun. 13th, 2012

Оригинал взят у

Реклама или просьба? Наверное, и то, и то.
Проблема. Я писал об этом ранее, но, хотя и тошно, вынужден повториться. И поместить эту просьбу висящим постом.
После финансового кризиса 2008 года положение нашей большой семьи резко осложнилось. Выплата по кредитам намного превышает наши возможности.
В этих условиях единственным способом выживания является получение дохода от издания написанных мною книг. Ранее распространением книг занималось книготорговое общество «Лаик-Литопыс», организованное в свое время сыновьями. После кризиса предприятие прекратило свое существование. В настоящее время мы испытываем очень большие трудности как с распространением книг, так и с донесением до читателей информации о возможности их приобретения. В итоге семья находиться в глубоком материальном кризисе.
В связи с этим обращаемся к вам с просьбой: кто уж чем может, помогите с распространением последних изданий: «Австралийский шпион» и «Средний спасатель». В Москве их всего по несколько сот экземпляров, но и те не продаются. Причины того объективные (падения спроса вообще и на эти конкретные книги в частности) и субъективные: отсутствие адекватной системы распространения. Склады берут товар только в обмен; за наличку же (даже под реализацию) почти никто не соглашается.
Чем можно помочь?
- Рекомендовать кому-либо приобрести книги, при возможности купить самим, например, для подарка.
- Кто имеет на то возможность, дать аннотации и информацию о них в СМИ и интернете. - Рекомендовать книги тем, кто мог бы рассказать о них в телепередачах, по радио, дать отзывы в печати.
- Кто имеет доступ к книготорговле (светской или церковной) по возможности содействовать их реализации (особо прошу обратить внимание на то, что продаются только книги, или разрекламированные, или лежащие на расстоянии «касания руки»; неизвестные книги в «развалах», на дальних полках практически никто не ищет).
- Замечательно, если кто-нибудь сможет помочь выйти на книготорговые точки в других крупных городах России, кроме Москвы.
- Перепостить у себя это сообщение.

- По самой низкой цене книги можно заказать (и получить любым удобным способом), написав по адресу: anabasis3@mail.ru (более подробно см. информацию http://shpol.livejournal.com/263873.html?nc=15#comments )
- Кроме того, книги продаются в магазинах, со склада и через интернет «Православным словом» http://pravslovo.ru/index.php?id=5&sid=534&fp=2&bl=&letter=
- А также в магазине PRIMUS VERSUS - УМНЫЕ КНИГИ на Покровке http://www.dbiblio.org/index.php?option=com_content&view=article&id=75&Itemid=99.
- И в некоторых храмах (спрашивайте).
- В Украине эти книгу, а также книгу «Чистый спирт» (в продажу в России она не поступала), можно заказать по телефонам: +3 0800 500 170 (бесплатно со стационарных тф); 050 80 202 80; 096 76 509 47; 093 90 492 60
- В ЛЮБЫЕ СТРАНЫ МИРА КНИГИ МОГУТ БЫТЬ ОТПРАВЛЕНЫ ПОЧТОЙ С ПРЕДОПЛАТОЙ ИЗ УКРАИНЫ; ЗАКАЗАТЬ МОЖНО ПО УКАЗАННЫМ ВЫШЕ УКРАИНСКИМ ТЕЛЕФОНАМ.

Кто сможет помочь – нижайше благодарю.

***

Музыкальные инструменты прошлых веков, гляди,
слушать нечего, так как они предпочитают молчать.
У них пересохло в горле, теснит в груди,
у них на устах - печать.

Вот виола-да-гамба, вот лютня. Вот - клавесин.
На таких играли Гендель, Телеман, Бах.
Ничего не касайся, смотрят глазами, а не руками, сын!
Коснешься - и всё, включая тебя, обратится в прах.

*
Я родился в еврейской врачебной семье, ассимилированной, и все же - еврейской, составленной из двух не очень похожих половинок. Семья отца проживала в Одессе, семья матери до войны – на территории тогдашней Румынии, в Бесарабии. Мои родители никогда бы не встретились, если бы война не занесла моего дедушку со стороны отца в Черновцы, куда вслед за ним на короткое время перебралась и бабушка Раиса (Рахиль). А вслед за ней – выписавшийся из госпиталя мой отец. Первый курс он проучился в черновицком. медицинском институте. Тут и произошла встреча моих родителей.

*
Семья родителей была еврейской скорее по кругу общения. Все гости, друзья родителей носили «специфические» фамилии - Серпер, Горенштейн, Беренштайн, Грановский. Никто не состоял в смешанных браках. Но никто уже толком не знал ни идиш, ни иврита, не имел никакого понятия о еврейской культурной и религиозной традиции: все « еврейское наследие» начиналось и кончалось Шолом Алейхемом. И все прилагали максимум усилий, для того, чтобы их дети как можно дольше не знали о своем еврействе. Ничего у них, конечно, не вышло.

*
Мой отец, Григорий (Герш, друзья звали его Гера) – одессит как минимум в пятом поколении, потомственный врач. Семья его родителей ориентировалась на европейскую и русскую культуру, в семье все знали немецкий язык и свободно на нем говорили. Дедушка Роберт (Ривен) учился медицине в Мюнхене, когда началась первая мировая война, его депортировали в Россию, как гражданина враждебной державы. В это же время была депортирована в Россию и моя прабабка, Рахиль, поправлявшая здоровье в Карлсбаде.

*
Итак, 1914 год. Июль месяц. Сын учится в Мюнхене, жена отдыхает в Карлсбаде! Отсюда следует, что прадед мой Арон Мееров Херсонский был весьма состоятельным человеком. Он работал ветеринаром на каком-то очень известном в Одессе конном заводе. Звучит не очень аристократически, но что поделаешь? Через несколько недель все это мнимое благополучие рухнет…

*
Не был мой прадед и транжиром: в гимназию своего сына он отправлял не на извозчике, а на «попутке» - на телеге молочника, направлявшейся в центр города. Семья жила на Дальних Мельницах. Я застал этот район еще в его первозданном виде. Как выглядит телега молочника, знаю не понаслышке. И, закрыв глаза, легко представляю себе двух ломовиков, запряженных в громыхающую на брусчатке телегу с огромными бидонами, молочника (он же и извозчик) и моего юного дедушку в гимназической форме, свесившего ноги с телеги и размышляющего о судьбах человечества, преимущественно – угнетенного пролетариата.

*
Дедушка в юности придерживался вполне социалистических убеждений, какое-то время даже состоял в еврейской социал-демократической организации «Бунд».

*

Он умер, не дожив до шестидесяти, мне тогда было четыре года, и у меня остались самые смутные воспоминания о нем. Поверх воспоминаний легли рассказы отца и немногочисленные фото.

Полосатая золотисто-черная пижама. Круглые очки. Широкое лицо. Тучная, огромная фигура. Пожалуй, это все, что сохранилось именно в детской памяти. Да, еще такие «музыкальные бокальчики», которыми звенел дедушка Роберт, пытаясь чем-то занять или унять меня. Эти бокальчики – медные, на высоких ножках, потом еще долгое время попадались мне на глаза. А затем исчезли куда-то, как и медная цилиндрическая турецкая кофейная мельница, как настольная бронзовая лампа с амурчиком на качелях, смещая качели можно было изменить наклон лампы. Скорее всего, эти, любимые мной вещи детства, просто оказались лишними в тогдашнем семейном быту.

*
Дедушке под конец жизни не повезло. Он был известным в городе невропатологом и психологом, доцентом, заведовал клиникой детских нервных болезней, которую сам основал. Был призван в армию с началом Финской кампании. Прошел всю войну, служил в чине майора начальником неврологического госпиталя, имел боевые ордена. И вот - 1949-й, 1950-й, 1951-й год. Борьба с космополитизмом, борьба с еврейским засильем в медицине… Робертом начали «заниматься»: сначала его отовсюду уволили, а потом его начали вызывать на допросы. В то время в Одессе арестовали нескольких деятелей еврейской культуры. Никто не чувствовал себя в безопасности. Один раз дедушку допрашивали всю ночь и отпустили только под утро. Второй раз его опять вызвали, всю ночь продержали в коридоре, но так и не пригласили на допрос. Дедушка вернулся домой совершенно растерянным. Несколько часов - и у него развился первый инсульт, после которого он уже не оправился.

*
Дальнейшие допросы были бессмысленны: у дедушки была афазия – нарушение речи. Папа показывал мне листочки из тетрадки, исписанные корявыми буквами. Дедушка пытался снова научиться писать. Иногда он снимал с полки какую-либо любимую книгу, открывал ее, закрывал, любовно гладил переплет и ставил на место. Читать он тоже не мог.

*
В 1955-м году Роберт умер от повторного инсульта. В момент его смерти я был с мамой в Черновцах. В поезде, на обратном пути в Одессу, мама сказала мне, что дедушку я уже больше никогда не увижу – он навсегда уехал в санаторий. Несколько лет я этому верил. Или притворялся, что верю.